Костер для инквизитора - Мазин Александр

Ласковин расплатился, вышел и направился к таксофонным автоматам.

Вставил карточку, набрал номер Зимородинского.

– Слава,– сказал он,– ты не мог бы к нам подъехать?

Двое наблюдали, как светловолосый человек в кожаной куртке звонит, потом, вытащив карточку, поворачивается и идет в сторону Благодатной улицы.

– Проверим,– предложил старший. Огляделся и тут же обнаружил пятерых омонов с автоматами, явно не знавших, к чему приложить молодецкую силу.

– Веди его,– бросил он второму, а сам направился к омонам.

– Простите,– очень вежливо обратился он.– Я видел, как вон тот человек подобрал пистолет. По-моему, боевой.

– Который? – хищно спросил самый молодой, прыщавый сержант.

– Вон тот.

Омоны ринулись сквозь толпу… а их осведомитель тут же потерялся.

Ласковина грубо схватили за плечо. Он рефлекторным движением смахнул руку, развернулся… и увидел наставленные автоматы. Менты.

– Стоять, сука! – рявкнул самый сопливый на вид.

– Стою,– холодно произнес Ласковин.

Руки чесались поучить их вежливости. Но ведь стрелять начнут сдуру. А вокруг люди…

– Как насчет представиться? – осведомился он.

– Сейчас я тебе представлюсь! – прошипел другой.– Руки за голову, ноги расставить! Серега!

Серега тут же с профессиональной ловкостью обшмонал Ласковина и сразу обнаружил пистолет.

На лицах омонов выразилось полное удовлетворение.

– Ага,– радостно сказал Серега и с ходу врезал Ласковину коленом в пах.

– Опаздывает,– недовольно проговорила Наташа.– Как всегда, опаздывает.

– Ничего,– примирительно сказал Зимородинский.– Я не спешу. Тем более мы не договаривались на конкретное время.

Он взял гитару, провел ладонью по струнам:

• «Мне надо на кого-нибудь молиться,
• Подумайте, простому муравью
• Вдруг захотелось в ноженьки валиться,
• Поверить в очарованность свою…» ^[4]

Пел он тихо, почти речитативом, и аккомпанировал так же тихо, а глаза стали мягкими и беззащитными. Таким Наташа не видела его никогда. Даже и представить не могла, что он может быть таким.

Наташа оперлась подбородком на ладонь, сказала задумчиво:

– Не знала, что ты играешь.

– Шутишь? – Зимородинский покачал головой.– Разве это игра? Так, для себя…

Он положил гитару на тахту, рядом с Наташей, провел ладонью над свечой. Пламя сразу удлинилось, потянулось к его руке, словно живое. Живое…

• «И танцующее пламя, золотые языки,
• Мы берем его руками
• И смеемся от тоски.
• Мы срываем мысли-блестки,
• И глотаем желтый дым,
• Травяной, сухой и острый,
• Нам, как боль, необходим… 

Надо бы записать»,– подумала Наташа. И тут же забыла. Рука Зимородинского гладила подлокотник, но Наташе показалось: пальцы его касаются не полированного дерева, а ее собственной кожи, такой же темной и блестящей.

– Ты сейчас какой-то другой, Слава,– сказала Наташа.

Зимородинский молчал.

Наташа взяла гитару, ей нужно было занять руки.

Зимородинский тут же откинулся в кресле, переплел пальцы, приготовился слушать.

Наташа села поудобней, перекинула ногу за ногу. У нее были очень красивые ноги. Редко какому мужчине удавалось не обращать на них внимания. Зимородинскому удавалось. Он всегда смотрел только в глаза. Или чуть-чуть глубже. Наташа чувствовала: он доверяется ей. Полностью. Не требуя ничего взамен. Отдаст ей все, что она попросит. Даже собственную жизнь. Слава ничего не говорил, но она поняла. Такая власть пугала и завораживала. Будто смотришь в пропасть…

«Мне надо на кого-нибудь молиться…»

Пальцы Наташи скользили по белым упругим струнам. Как по живому.

• «„Упаду и не заплачу!“
• Косточки излом.
• Голова/соломка, мячик/
• Набок повело.
• Белый-белый,
• Сладкий-сладкий —
• Поднял, уронил.
• Скачет, катится лошадка…
• Ты ведь не забыл,
• Как летели-облетали,
• Кожицы нежней,
• Маки-дни из давней дали
• Ежевичных дней?
• Сколько терпких юных весен
• /беспечальный ряд/,
• В них ушла /и не воскреснет/
• Спутница твоя.

• Прежний звук уже не впору,
• В спаленке темно.
• Золотистые озера
• Журавлиных снов —
• Там, где парусник из луба,
• А тебя ведет
• Не она… а жесткогубый,
• Сумрачный фагот.
• Сквозь танцующие снегом
• Редкие леса,
• Мимо Свири и Онеги – прямо в небеса…» 

Наташа запнулась…