Тест на прочность - Гарин Максим

Номере разгона сухая ладонь ползла вверх, к плечу, а потом задралась, болтаясь в воздухе слева от бородатого лица. Будто кто-то сидел за спиной у мотоциклиста и махал зловеще-приветственно.

— Ты слово «быстрей» понимаешь? — с ненавистью спросил Шестаков, не желая глядеть ни на водителя, ни на спидометр.:

«Мере» как будто оторвался немного, но бородатый мотоциклист, играючи сократил дистанцию до минимума.

— Тормозить надо! — крикнул телохранитель. — Это ж Гоблин, он нас сейчас по-любому скинет.

В самом деле: «мерс» — то бронированный. Остановиться — и пусть Гоблин беснуется по ту сторону. Пусть даже у него крупнокалиберный ствол в загашнике — пали на здоровье в упор. Перевернуть не сможет — это ему не обычная машина.

Да и не рискнет он спешиться, чтобы не оказаться сбитым. А менты давно уже тронулись. Если притормозить, вот-вот будут здесь.

«Мере» встал, как по команде. Пролетев по инерции вперед, бородач быстро вернулся. Шестаков съехал по сиденью ниже То ли Гоблину не хотел попасться на глаза, то ли чтоб самому не видеть жуткой рожи.

Мимо пронеслось несколько машин — никто и не подумал остановиться. Вдруг снаружи что-то забулькало и отчетливо запахло бензином.

Шестаков вспомнил о взорвавшемся трейлере и вцепился в плечо водителя:

— Езжай! Сейчас подорвет к черту!

Мутный поток разливался по лобовому стеклу — Шестакову показалось, что бензин уже просочился внутрь салона и сейчас они все будут корячиться от пламени, запертые, как в ловушке, в тесном объеме.

Обезумев от ужаса, он дернул на себя рукоятку и выскочил наружу. Успел пробежать два шага, прежде чем удар сзади сбил его с ног, бросил на асфальт. Сначала одно, потом другое колесо проехалось по позвоночнику, ломая ребра, плюща все органы внутри. Поток крови изо рта хлынул на свежеподкрашенную разделительную полосу, голубые глаза вылезли из орбит…

Глава 20

В СВОБОДНОМ ПЛАВАНИИ

— Не знаю, как мы попали в черный список.

Но мы там сидим в самых первых строчках. Разве только Гоблин впереди. Крутые свои майки вы еще можете сменить. Но «Уралы» есть «Уралы» — что один, что другой. Выточены под фирму, бросаются в глаза. Придется переходить на езду исключительно в темное время.

— В стиле нашего общего друга, — заметил Штурман. — С кем поведешься… Вернее, за кем погонишься…

— Шутки шутками, но пора уже перекусить, — похлопал себя по впалому животу неунывающий Майк.

— Ты давай не отвлекайся.

«Урал-Вояж» сел на мель: залез картером на кочку. Попробовали столкнуть — ни в какую.

Все-таки почти по сто двадцать килограммов на каждого. Саперная лопатка была одна на троих.

Сперва подкапывать взялся Штурман, потом Майку показалось, что дело движется слишком медленно. Теперь уже он скалывал по кусочкам сухую, затвердевшую от солнца землю.

— Пока масло поменяю, раз уж стоим, — Штурман присел возле своего «Волка», и скоро вниз полилась струйка густой черной жидкости.

— А я схожу затоварюсь, — Терпухин бросил взгляд в направлении трассы. — У кого какие предложения?

— Сам знаешь. Побольше калорий на единицу веса.

— Напорешься вдруг на сгущенку, бери банок десять. Если сварить, я за один присест три штуки раздавлю.

— Смотри, задница слипнется, — добродушно подшутил Атаман.

Сам он не был поклонником сладкого, но хорошо помнил по старым временам вареную в банке сгущенку коричневого цвета.

— Супчики там всякие рассуешь по карманам, — попросил более практичный Штурман.

Прихватив пустую сумку, Терпухин отправился к придорожному магазинчику. Затоварился и собрался уже на выход, как вдруг кто-то с громким возгласом схватил его за руку.

— Вот удача!

Знакомое лицо, совсем недавно попадалось на дороге. Кто ж это есть?

Синюшный след под глазом незнакомца помог памяти окончательно сработать. Вспомнились красная «Мазда», Катя с ее подарком, мужчина с расстегнутыми манжетами сорочки, пробитое колесо.

Он, муж… Его только не хватало.

— Чего это вы майку наизнанку носите? — собеседник Атамана признал свой товар.

Выглядел он совсем не агрессивно, сводить счеты за нокдаун явно не собирался.

— Не в том возрасте, — Может, и правильно. Моя фамилия Улюкаев.

— Терпухин.

— Не в службу, а в дружбу. В курсе, где она теперь?