Пророк - Воронин Андрей

– Есть, – сказал сержант Сапожников, – у тебя карманы торчат, как грудь у девки.

– Может, я туда мятую газету засунул? – Куницын принялся опасливо щупать карман. Тот отозвался характерным хрустом. – Нет – деньги!

– И это все мои? – глядя на мятые, скомканные купюры, бурчал Сапожников. – За что же мы с тобой тогда пили?

В это время его приятель Павел Куницын вытряхивал из всех карманов своей одежды купюры на траву. Денег было еще много.

– Фу ты, – сказал Павел Куницын, – даже от сердца отлегло! И половины не пропил.

– Я тоже.

С не просохших после купания волос вода капала на деньги. Сапожников их прессовал, сперва разглаживая каждую купюру на колене, а затем прихлопывая одну к другой. Это занятие ему нравилось, и занимался он им минут десять.

– Резко останавливаться в питье нельзя, для здоровья вредно.

– Точно, надо постепенно сбавлять обороты.

– Давай по-культурному продолжим, слышь, Паша? Чтобы наутро стыдно не было, – рассовывая крупные и мелкие купюры по разным карманам, сказал сержант Сапожников.

– По-культурному это как? С музыкой, что ли?

– Можно и без музыки, но чтобы за столиком сидеть и вилкой, а не ножом тушенку ковырять.

– Оно, конечно, можно, – мечтательно произнес Куницын, – с минералочкой, с холодным пивком и не из горла пить.

– В гости пойдем или в ресторан?

– В гости – нет, – сказал Павел Куницын, – в гостях нажремся – сто пудов. Опять воспоминания пойдут, вопросы, хрень всякая…

Наговорим лишнего, мне не хочется, чтобы посторонние узнали, что мы в Чечне натворили. Хватило разбирательств на месте, благо, майор Грушин нас выгородил. Лучше пойдем на люди, на миру и смерть красна. Займем столик в углу, нас как героев обслужат по первому разряду.

Куницын поправил медаль, отошел на пять шагов, весь подобрался, щелкнул каблуками.

– Ну, как я тебе?

– Орел, ни дать ни взять! Только небритый.

– Хрен с ним. Мы с тобой не с парада, Олежка, вернулись, а с войны приехали. Целостность России защищали. Если бы не мы, эти долбанные «духи» всю Россию как подушку с перьями распотрошили бы.

– Какую подушку? – спросил сержант, глаза его тут же погасли.

Они оба вспомнили Чечню, вспомнили, как после автоматной стрельбы по дому летал пух, легкие перышки кружились и беззвучно, будто огромные снежинки, падали на дощатый пол, забрызганный кровью, а в наступившей тишине им мерещился детский крик.

– Никогда не жалей о том, что уже сделано.

– Пошли!

– Гришку жаль. Думаю, сеструха его вытащит.

– Что толку? Доктор сказал, он надолго рехнулся.

Куницын обнял за плечи Сапожникова, и они двинулись вдоль реки, криво поглядывая на перелесок, вдоль которого им предстояло пройти к городу.

– И тут кусты, деревья, и там заросли… Но у нас это лесом, рощей называется, а у них – «зеленкой», мать ее!

– Не трынди, – сказал Куницын, толкая приятеля в спину.

По городу спецназовцы шли, гордо задрав подбородки. Все им уступали дорогу. Местные смирились с тем, что спецназ пьет четвертый день и лучше их обходить стороной. А уж если подзывают и тычут в тебя бутылкой, то лучше выпить вместе с ними – за смерть, за жизнь, за здоровье, за пулю, которая просвистела у виска, или за шальную гранату, которая Божьей волей не взорвалась между ног.

О том, что в цивильной жизни существуют обеденные перерывы, вконец одичавшие бойцы спецназа забыли напрочь. Им казалось, что все в мире существует исключительно для их удобства, ведь они защищали страну и выжили, а значит, и рестораны, и киоски, и школа – все теперь к их услугам. В Чечне у каждого спецназовца имелись универсальные ключи-отмычки – автомат или граната. Если какая-либо дверь перед ними не открывалась сама, то следовало «постучаться» – выдернуть чеку из гранаты и бросить в окно. Дверь открывалась взрывной волной. Заходи и бери все, что уцелело.

Куницын дернул ручку стеклянной двери ресторана, по другую сторону которой красовался навесной замок.

– Постучи, – услышал он привычное слово, брошенное Сапожниковым.

Рука Куницына тут же потянулась к поясу, и он удивился, обнаружив, что там нет гранаты.

Похлопав себя по груди, он не обнаружил и бронежилета. Естественно, не было и «загрузки».

– Что делать будем?

По другую сторону стеклянной двери появилась женщина в белом халате и недовольно крикнула:

– Мы в четыре открываемся.

– Ты, мать, че, не поняла, кто пришел? – и Паша хлопнул ладонью по медалям.