Комбат - Гарин Максим

– Ну пойдем же ко мне, что мы стоим, как придурки, на лестничной площадке! Пошли, пошли, – и Подберезский хотел уже схватить комбата, взвалить к себе на плечи и потащить наверх.

Но тот заупрямился:

– А ты здоров, черт!

– Да, комбат, приходится быть здоровым, хотя я уже не тот, что был раньше.

Комбат похлопал по плечу своего бывшего сержанта, и они, обнявшись за плечи, тяжело двинулись наверх, сопя и ухмыляясь, как два больших медведя.

– А кто у тебя дома?

– У меня никого.

– Я помню, у тебя была жена.

– Комбат, была да сплыла, – как-то небрежно махнул рукой Подберезский, но его лицо вмиг сделалось серьезным. – Какая радость!

Вот не ожидал! Совсем не ожидал, думал, кто это может звонить? Правда, когда голос услышал, мне, комбат, почему-то захотелось вытянуться по стойке «смирно». Признаюсь, я сразу и не понял, это ты или нет, но что-то в голосе почудилось железное и строгое.

Комбат самодовольно крякнул.

– А знаешь, Андрюха, я уже не военный, я уже штатским стал.

– Как!? Не может быть! – не поверил услышанному Андрей Подберезский. – Борис Иванович, да вы что? Что вы несете? – тут же Подберезский перешел на «вы».

А комбат покачал головой:

– Да-да, я уволился. Написал рапорт и уволился из армии.

– Не может быть! Опять разыгрываете?

– Нет, Андрюха, не до шуток. Не разыгрываю.

– А почему? Опять с начальством напряги?

– И с начальством тоже.

– Так все-таки, почему, Борис Иванович?

Товарищ майор, что случилось?

– Отказался в Чечню ехать, не захотел в своих стрелять. Ты же помнишь сколько чеченцев, осетин и грузин служило у нас в батальоне? А какие парни были! Так что я, комбат, должен идти и в них стрелять? А ведь они в свое время меня от пуль своими телами закрывали, с поля боя выносили. Помнишь?

– Помню, помню…

– Будь она неладна, война эта долбаная!

Придумали ее придурки, и приходится в своих стрелять. Посылают туда неизвестно кого и неизвестно кто, и неизвестно зачем. В голове не укладывается.

– Да ладно, комбат, что мы все про грустное. Пошли выпьем.

Комбат стащил с плеч кожаную куртку и огляделся по сторонам.

– А ты неплохо живешь, Андрюха.

– Раньше, комбат, жил неплохо, пока жена и дочь были со мной.

– А что случилось?

– Долго рассказывать, пойдем выпьем, потом и об этом поговорим.

Мужчины двинулись на кухню, но Андрей Подберезский, оглядевшись, передумал.

– Комбат, нет, с тобой на кухне я пить не стану. Пойдем в большую комнату, садись на мой кожаный диван за пять штук, кури. Сейчас я все приготовлю.

– А у тебя чисто, – заметил Рублев, оглядываясь по сторонам.

– Это благодаря тебе, комбат. Ты же приучил нас к чистоте. Я как из армии пришел, долго всех приучал к чистоте. И приучил!

– Главное, что сам не отвык.

– Привычка – вторая натура.

– Хорошая привычка. Надеюсь, развелся с женой не из-за этого?

– А я с ней и совсем не разводился. Она просто от меня ушла.

– Почему?

Мужчины разговаривали. Андрей Подберезский сновал то на кухню, то возвращался в большую комнату, которая считалась у него гостиной. И на длинном журнальном столе, как бы присевшем на гнутых ножках, появлялись всевозможные закуски, бутылки, стол наполнялся.

Комбат смотрел на эти манипуляции с нескрываемым удивлением.

«Для двух мужиков и бутылки водки – это слишком много и суетливо».

– Ну вот, вроде бы и все, – как заключительный аккорд, на столе появился огромный арбуз, только что из холодильника, на сверкающем блюде. – Теперь можем сесть, выпить, обо всем поговорить спокойно.

– Ну что ж, давай, Андрюша.

– Комбат, ты молодец! – как-то с ребячливым удивлением воскликнул Андрей Подберезский, глядя на комбата, сидящего напротив него на мягком кожаном диване.

– Ладно тебе, – попробовал немного урезонить своего бывшего сержанта командир десантно-штурмового батальона.

– Я рад. Ты, комбат, даже не представляешь, как я рад! Всем, кого знаю, я всегда говорил, наш комбат – это мужик, настоящий мужик. И не надо, говорил, мне вешать на уши лапшу о том, что в армии все подлецы и идиоты. Я всегда говорил, что наш комбат…

– Андрей!

– Что, я уже не могу порадоваться встрече, а Борис Иванович?

– Андрюха, называй меня просто Борис.

– Не могу, извини, комбат, лучше я тебя буду называть Батяня, как тебя называли все наши.

Комбат смутился.

– Но, за глаза же называли.