Девушка без тормозов - Серегин Михаил Георгиевич

– Ты извини, что я там… накричал на тебя немного… – он был смущен и добр.

«Господи, – подумала я, – куда я его тащу? Еще немного, и он захочет меня удочерить!»

– Она тоже из дома убежала… – голос его снова ухнул в тревогу, обиду и раздражение.

– А почему к тебе не пришла? – вернула я ему его же вопрос.

– Так ведь и я тоже не один живу… – ответил он уныло.

Он даже не обратил внимания, что он-то мне не говорил, что с женой разошелся. У меня была опасность показаться слишком умной, даже мудрой, что ли, для своего возраста и тем самым вызвать его недоверие и подозрения, что я все ему наврала.

– А та, с которой ты живешь…

Я специально немного запнулась, чтобы было похоже, что сама сомневаюсь, что была права, когда говорила о своем «отце».

– …она тебя любит?

Он выехал в правый ряд, свернул в какую-то сравнительно тихую улочку и остановился под фонарем. Лицо его оставалось в тени, и я не могла толком по нему ничего прочитать. Но резкий свет от фонаря отчетливо освещал его руки, лежащие на руле. Они дрожали.

– Как тебя зовут? – спросил он глухо.

– Лена, – ответила я.

Я давно уже решила – что бы со мной ни случилось, как бы мне теперь ни приходилось скрываться, имени своего я менять не буду. Я настолько с ним срослась, что мне просто дико становилось, едва я представляла, что придется носить какое-то другое имя. Любое другое имя для меня было чужим. Я была уверена, что имя, которое человек долго носит, как-то влияет на него. А я вовсе не хотела становиться другим человеком. Такая, какой я сейчас была, я себя вполне устраивала. У меня не было внутреннего разлада… Да что там, устраивала… Можно честно признаться, что я себе очень даже нравилась.

– А мою Светкой зовут, – сказал он с какой-то грустью.

– Светланой, – поправила я его.

– Светланой, – тут же виновато согласился он. – Извини…

– Да ладно, ничего… – великодушно согласилась я его извинить за совсем неведомую мне девчонку-подростка, его дочь.

– А ты не могла бы…

Говорить он начал неуверенно и замолчал, не решаясь продолжить. Помощи ждал от меня. Я не люблю помогать нерешительным мужчинам, но сейчас почему-то почувствовала, что – нужно.

– Что? – я почти уже пообещала ему то, что он от меня просил – все дело в том особом тоне, которым я задала этот вопрос.

– …не могла бы сказать мне…

Я положила руку на его колено.

– Могла бы… Не бойся меня, и дочь свою не бойся. И все будет хорошо.

Он посмотрел на меня недоверчиво.

– Откуда ты знаешь, о чем я хочу спросить?

Я улыбнулась. Не знаю, видел ли он мою улыбку – мое лицо тоже было в тени, как и его. Но он должен был ее почувствовать.

– Не знаю, откуда… Иногда, наверное, не обязательно говорить словами… Ты, наверное, хочешь спросить, почему люди, которые любят друг друга, не могут жить всегда вместе, да?

Он молча кивнул. Если это был и не совсем тот вопрос, то почти тот, может быть, я просто сформулировала его по-другому. Я чувствовала, как он взволнован, и боялась, что он вот-вот расплачется. Не от жалости к себе, а чтобы снять свое внутреннее напряжение.

Конечно, он спрашивал меня о своей дочери. Сможет ли он надеяться… если он попросит ее… что она согласится жить с ним.

– Ты счастливый мужчина, – я положила ладонь на его руку, – потому что тебя любят три женщины. Да-да, твоя маленькая Света тоже стала женщиной. Маленькой женщиной… Но ты… Но тебе придется страдать… И с этим ничего не поделаешь…

Я потихоньку погладила его руку. Вот теперь мне было его почему-то жалко. По-настоящему – жалко. Глупый постаревший мальчишка, который не может никак разобраться, кого он любит больше – маму или Наташку из четвертого подъезда…

– Да, ты несчастный мужчина… Потому что тебя любят три женщины…

– Ты думаешь, Светка… Света меня любит?

Голос его дрожал. Надежда в нем боролась с отчаянием. Я поняла, почему мне его все-таки жалко. Он был живой человек. И страдания его были живые, непридуманные. Это были страдания из-за людей, а не из-за денег или собственной неудовлетворенности. Свою жизнь можно изменить, деньги можно заработать, но люди… Люди всегда заставляют страдать других людей.

– Знаешь… – я снова погладила его руку. – Твоя Светка любит тебя больше двух других… Просто… боится сказать об этом…

«Черт возьми! – в некоторой панике подумала я. – Со мною-то что творится?»

У меня у самой голос слегка подрагивал, а в горле собрался какой-то комок, который я никак не могла проглотить. Видно, я слишком уж хорошо вошла в образ придуманной мной героини.