Саван для блудниц - Данилова Анна

Деректриса перевела дыхание, как если бы ее только что отпустил из своих объятий голый и возбужденный Льдов (она сидела красная и вспотевшая от волнения; пудра свернулась на щеках, словно подогретое прокисшее молоко), и натужно вздохнула, как вздыхают пожилые, привыкшие насиловать свои чувства люди. Ведь, по сути, ее-то лично это не касается, и неужели она думает, что кто-нибудь поверит в то, что она так сильно переживает за честь школы или тем более за честь красивой и молодой учительницы русского языка и литературы?!

Крымов тоже лгал, Когда подробно рассматривал снимки – он отлично помнил каждьщ из них. :

– Ну, что скажете?

– Я не вижу связи между этими снимками и тем, зачем я к вам сюда пришел. Ну, порезвились ребята, выпили, наверно, немного пива или легкого вина, расшалились… Учительница молодая, они ее не боятся… Это же так естественно.

– Может, вы и правы. Но я обязана была вам это показать. Потому что Татьяна Николаевна из-за этого инцидента подала заявление об уходе. Вы понимаете, что это значит в наше трудное время, когда практически невозможно найти работу, уйти САМОЙ? Вам и это тоже не кажется подозрительным?

– По-моему, все выглядит вполне логично.

– Я не понимаю вас. О какой логике может идти речь?

– Ее выставили в смешном виде, ведь снимки наверняка ходили по рукам…

– Конечно. – Галина Васильевна замахала руками. – В этом-то вся и штука!

– Может, ваша Ларчикова и осталась бы в школе, да только если бы ЛЬДОВ БЫЛ ЖИВ…

Директриса прикусила губу: кажется, все шло по заранее спланированному ею сценарию.

– Вы хотите сказать, что кому-то может теперь прийти в голову, что его смерть – результат ее мести?

Она вульгарно, прямо-таки грубейшим образом выразила то, ради чего и готовила себя с самого утра, настраиваясь на разговор с Крымовым: представить ненавистную ей Ларчикову – это мутное бельмо на здоровом глазу школы – в качестве убийцы Льдова!

– Я так не говорил, – мягко поправил ее Крымов. – Но именно ЭТОГО может опасаться сама Татьяна Николаевна. Хотя, я просто уверен, никакого отношения к гибели Льдова она не имеет. Но сейчас идет следствие, мы опрашиваем всех, кто мог бы иметь отношение к этому делу. Смерть Льдова наступила в определенный день и определенный час, а потому из круга подозреваемых уже совсем скоро выпадут те, у кого есть свидетели непогрешимости их алиби… Вот вы, например, – он улыбнулся, и даже сам себе стал от этого противен (зачем издеваться?), – где были пятого апреля приблизительно в пять часов вечера и до шести?

– Не знаю. – Директриса недоуменно хихикнула, и этот нервный смешок резко оборвался на самой низкой ноте: Галина Васильевна подняла голову и широко раскрытыми подведенными глазами уставилась на невозмутимого Крымова:

– Что вы хотите сказать, Женя (она сделала ударение на его имени), что Я МОГЛА УБИТЬ СВОЕГО УЧЕНИКА?

– Но ведь кто-то же его убил, – спокойно ответил Крымов, не меньше ее возмущенный тем, что Иванова подозревает Ларчикову.

– Я понимаю, конечно, что ваше дело – искать убийцу, но во всем же должна быть мера…

– Но ведь вы заподозрили Татьяну Николаевну, причем даже приготовили для меня снимки… Согласитесь, если абстрагироваться от личностей, то убийство девятиклассника его же классной руководительницей – это ли не абсурд? Просто мне не хотелось бы, чтобы эта трагедия послужила средством для сведения счетов.

А ваша неприязнь к Ларчиковой прямо-таки бросается глаза. Поверьте, мне известны случаи, когда таких вот Ларчйковых специально подставляли… – Он хотел сказать: «Такие же вот чистенькие и принципиальные Ивановы», но сдержался. – Давайте лучше не будем гадать, а пригласим вашу Татьяну Николаевну и постараемся разобраться в психологической атмосфере класса… А что касается этих мерзких снимков, то они, на мой взгляд, отлично демонстрируют нам всю нелепость затеи унизить и оболгать учительницу – достаточно посмотреть на полное страха и удивления лицо Ларчиковой, чтобы понять, что придуманный Льдовым сюжет неубедителен.

– Хорошо, – холодно ответила Иванова, вставая из-за стола и направляясь быстрым шагом к двери:

– Вера Ивановна, позовите, пожалуйста, Ларчикову, она ждет в библиотеке…

* * *

– Не бойтесь. Вы у меня. – Корнилов сидел на краешке постели и держал Людмилу за руку. – Вы меня помните?

Голубева, прикрывшись одеялом, покачала головой. Растрепанная прическа, опухшее от сна лицо, удивленно-испуганный взгляд и угол черной кружевной сорочки с тонкой бретелькой, впившейся в белое, чуть приоткрытое плечо, – все это почему-то делало ее облик в глазах Корнилова особенно трогательным и почти родным. Ему показалось, что эта женщина оказалась в его доме не случайно и глупо будет отпускать ее вот так, обыденно и буднично…