Равнение на знамя - Бушков Александр

— Бамбарбия киргуду!

Покосившись на него сверху вниз с нескрываемым пренебрежением, богато декорированный золотом джигит отмахнулся:

— Э, гуляй, очкастый, да…

И повернулся к девчонке, которой второй уже успел сообщить на ушко что-то такое, отчего она отшатнулась, и слезы едва не брызнули у нее из глаз. Кеша, ничуть не обескураженный нелюбезным приемом, продолжил интеллигентнейше:

— Извините, сударь, но мне представляется, что ваше поведение в отношении этих молодых людей предосудительно…

— И, я бы даже сказал, совершенно негламурно, — поддержал Антон, аккуратненько поправляя очки классическим жестом близорукого.

Вот теперь на них обратили чуточку больше внимания, но таращились с прежним ленивым превосходством. В расчет по-прежнему не принимали совершенно. Второй ходячий золотой прииск, решив, очевидно, что период речей закончился, взял девчонку за локоть и сообщил, ухмыляясь:

— Ну пашли, красывая, тэбэ понравится…

Незадачливый кавалер наконец-то попытался дернуться, абсолютно бездарно, но Антон его проворно поймал за шиворот и в две секунды переправил за свою габаритную спину. Кеша тем временем, уже без тени лишней интеллигентности уставясь на того, кто держал девчонку, громко задал вопрос. Звучал он в переводе на цензурную речь примерно следующим образом: не желает ли означенный горный орел поместить себе в заднепроходное отверстие некий предмет биологического происхождения, чье обиходное название часто встречается на заборах?

Реакция оказалась вполне предсказуемой. Спрошенный сначала остолбенел, потом взорвался неописуемым гневом, отпустил девчонку и резво ринулся вперед, от всей души замахиваясь…

Ни одна живая душа, кроме двоих капитанов, не поняла, что же на их глазах произошло. Кеша в последний миг попросту уклонился, пропустив кулачище в нескольких миллиметрах от скулы — и тут же сделал пару неуловимых для глаза движений, правой ногой, правой рукой…

Джигита снесло. И по инерции, подшибленный мастерскими ударами из арсенала «бой на ограниченном пространстве», он во весь рост грянулся на асфальтовую дорожку. Остальные остолбенело таращились на него, а он все не вставал, издавая жалобные звуки — и до кунаков наконец-то стало доходить, что ему плохо…

Они кинулись в атаку беспорядочной толпой, еще ничего толком не соображая. Кеша, уже успевший подхватить со скамейки тот симпатичный обрезок узенькой дощечки, крутанул его в руке хитрым манером, и как-то так вышло, что один его конец с размаху вошел в соприкосновение с паховой областью джигита. Следствием чего стал дикий вопль — и второй противник надолго выбыл из игры, скрючившись в три погибели и зажимая ушибленное место.

Справа, где помещался Антон, тоже произошло что-то непонятное и трудноуловимое для непривычного глаза. Вот только-только на него, кипя боевым пылом, мчались двое «урюков» — и тут же некая неведомая сила раскидала их в стороны, так что один, болезный, даже через скамейку перелетел и в кустах с превеликим треском обосновался, а второй звучно шмякнулся о толстый ствол ближайшего тополя, по каковому и сполз наземь, опять-таки выключившись из игры.

Один-единственный оставшийся на ногах джигит замер перед Кешей, как кролик перед удавом, растерявшись в ноль, как случилось бы со многими на его месте. Обстановка поменялась чересчур быстро и чересчур кардинально, и это не сразу умещалось в сознании.

Грустно кивая головой и глядя на оцепеневшего противника где-то даже ласково, Кеша продекламировал любимую фразу из Пикуля:

— Еще вчера утром перед ним строился батальон, привычно кричавший «Банзай!»…

— Э? — вопросил джигит.

— Чпок! — сказал Кеша.

И сделал чпок, обеспечив моментальное соприкосновение горного орла с матушкой сырой землей…

Капитаны огляделись, но ситуация корректировки не требовала: там и сям в достаточно нелепых позах разместились ушибленные джигиты, издававшие жалобные стоны — и, что характерно, не получившие никаких внешних повреждений, которые могла бы узреть въедливая судмедэкспертиза. Все наличествовавшие следы «асфальтовой болезни» объяснялись исключительно неосторожным падением на дорожку, ударом о дерево или попаданием в жесткий кустарник.

Глянув на юную парочку, так же остолбеневшую от столь резких перемен, Антон благодушно осклабился и рыкнул:

— Бегом отсюда, салажня! Щас тут кровишши будет… Кому сказал! На старт, внимание, марш!