Равнение на знамя - Бушков Александр

Копали. Сопоставляли. Анализировали. Обнаружили несомненные связочки Накира с бандой небезызвестного Абу-Нидаля, того еще экземпляра, давненько числившегося в розыске. Поняли, что к Накиру следует отнестись с крайней серьезностью и в списке предназначенных для отлова субъектов переместить на верхние позиции.

И только успели это понять, как грянуло. На том самом совещании, где оказались и Директор, и Старшой, и Кареев (а также несколько человек из внешней разведки), со всей невеселой определенностью прозвучало: по достоверным данным, полученным из нескольких мест и подкрепленным внешними источниками, следует, что Накир и Абу-Нидаль планируют какую-то крайне серьезную акцию не на Кавказе даже, а в европейской части России. Что — неизвестно. Где — неизвестно. Зато известно точно, что это будет крупняк. Такие дела.

Как обычно и случается, включился общий для всех времен, стран и народов механизм, в просторечии известный как «Хватай мешки, вокзал отходит!» Те, кто погон не носит, поставили перед теми, кто в погонах, задачу, кратко сформулированную и двойных толкований не допускающую: взять в кратчайшие сроки. Все прочее, конечно, не побоку, но на второй план. А эту сладкую парочку взять, как можно быстрее взять, взять за мошонку, за кислород, за адамово яблоко, кровь из носу, взять!

Возражений и дискуссий в таких случаях не предусмотрено — и воинскими уставами, и жизненной практикой. Отдаваемые на таком уровне приказы не обсуждаются даже мысленно. Щелкать каблуками и вытягиваться во фрунт вовсе не обязательно, это лишнее, конечно, но разбиться в лепешку изволь…

Тем, в высоких кабинетах, не известно в точности, что это за головоломная задача — взять подобных субъектов. Не ликвидировать к чертовой матери огнем и бризантом, а взять в состоянии, пригодном для дальнейшего использования. Но задача поставлена именно такая: взять. В чем тут соль, профессионалу понятно — либо Накир, либо Абу-Нидаль, гнида иорданская, должен петь как соловей и рассказать массу интересного. Так что — расшибись, но возьми… А лучше — возьми и не расшибись…

Защитного цвета «буханка» тормознула с протяжным скрипом стареньких тормозов, Кареев распахнул дверцу и выпрыгнул, привычно придержав на бедре тяжелую кобуру с «Вектором». Полковник Рахманин, тут же оказавшийся рядом с Кареевым, без лишних слов изобразил руками фигуру, напоминающую кольцо.

Кареев привычно и цепко огляделся. С первого взгляда было ясно, что серая блочная девятиэтажка, а заодно и парочка прилегающих строений, блокирована качественно и наглухо. Кареев увидел снайперов именно в тех точках, где ожидал, группы заняли позиции грамотно, так чтобы не попасть под возможный огонь из окон, откуда к тому же могли в два счета выкинуть что-нибудь нехорошее типа гранаты, а то и «хаттабки». Проводник с собакой на месте, так, все путем…

— Третий подъезд, — сказал полковник. — Четвертый — девятый этажи. Не стопроцентно.

— Стопроцентно у господа бога… — проворчал Кареев.

Стояла вязкая тишина, даже зевак в отдалении почти не имелось. Девятиэтажка словно вымерла — хотя все ее обитатели сидели по квартирам. Устраивать их поголовную эвакуацию с командами по мощному матюгальнику и прочей суетой было бы только хуже: басмачи могли рвануть на прорыв, прикрываясь штатскими, и в той неразберихе, что разгорелась бы, означенных штатских шальными пулями-осколками могло положить столько… А они граждане России как-никак, женщин и детей туча… Так что команда по матюгальнику была подана противоположная: сидеть по квартирам, носу не высовывая, не мельтешить, под ногами не путаться во избежание грустных последствий.

Ах, какая тишина стояла — поганая, вязкая… И главное, не факт, что объекты где-то в одной из квартир. Местная агентура — народец специфический, на все сто никто ей никогда и не верил…

Кареев кивнул, и вскоре все зашевелилось — в подъезд вереницей хлынули люди марсианского облика, в шлемах с забралами, в камуфляже, ощетинившиеся стволами, увешанные всевозможными полезными инструментами. Для непосвященного они передвигались ужасно медленно, но именно так и следовало поступать.

Дверь, напротив которой оказался Доронин со своими, была не железной, а обыкновенной, на вид хиленькой древесной плитой. А потому, когда все разомкнулись так, чтобы не попасть под пулю, Антон без светских церемоний и, уж конечно, без стука врезал по ней ногой от всей души. И тут же отпрянул.