Тайга и зона - Бушков Александр

За мгновенье в голове Карташа пронёсся вихрь мыслей: значит, врал, значит, он с ними заодно, никакого примирения и не должно было быть, блеф… да нет, я же в людях разбираюсь, если б Лупень знал о готовящемся кипеже, он бы сказал, не мог не сказать…

Тогда что происходит?..

Когда Лупень стал разворачиваться, когда увидел Алексея, когда их глаза встретились – взгляд беглеца в робе был туманным, не сфокусированным, словно он был под кайфом, он и не узнавал Карташа – когда ствол «калаша» стал медленно, как в замедленной съёмке, подниматься, старлей сбросил с себя оцепенение и дважды нажал на курок «Макарова». Не сказать, чтобы Лупень держал автомат очень уж умело, но на таком расстоянии не промажет и ребёнок.

Звуки «макаровских» выстрелов совершенно потерялись в творящейся вокруг какофонии.

Зэка отшвырнуло, бросило на спину, он упал в пыль, смешно засучил ногами и затих: пули угодили туда, куда Алексей и целился – в левую сторону груди.

И подобная бойня сейчас по всему лагерю, по всему… Да что же тут происходит?!

Тело ещё не замерло посреди дороги, а Карташ уже грубо – не до церемоний – выдёргивал Машу из её укрытия, толкал в сторону распахнутой двери клуба, в голове щёлкало, как горошины в пустую миску: в клуб они сунуться не должны, нечего им там делать, пошуршат на кухне, в санчасти, ни хрена не найдут и двинутся к Парме, так что есть шанс уцелеть, есть, бляха-муха…

Сноп ярчайшего света на миг ослепил, пригвоздил к месту. На повышенных оборотах взревел мотор, и из-за угла выскочил «хозяев» уазик, на повороте его занесло, чуть не опрокинуло, но водитель с управлением справился.

Гриневский!.. Нет, не Гриневский – ангел-хранитель на сияющей колеснице!

Карташ бросился ему наперерез, размахивая пистолетом. Вдоль борта «козла» неровной цепочкой тянулись следы от автоматных пуль…

Таксист резко затормозил, распахнул дверцу.

– Сюда, начальник, живо, твою маму!..

Как мешок с картошкой выдернув Машу из дверей, Алексей одним прыжком пересёк расстояние до машины, толчком бросил дочурку на переднее сиденье, рванул заднюю дверцу…

Автоматная очередь раздалась вслед, когда уазик уже летел вперёд, прочь от разверзшегося на месте лагеря ада, заднее стекло разлетелось вдребезги, усыпав пассажиров осколками, но они уже ушли, ушли!

Таксист вырубил свет – правильно, не фиг подсвечивать мишень, – и дорога впереди исчезла. Они мчались сквозь абсолютный мрак.

На колдобине машину подбросило, Алексей крепко приложился темечком о крышу, едва не прикусив язык, – и рёв двигателя вдруг усилился до грохота работающего компрессора. Сорвало к такой-то матери глушитель. Ну и хрен с ним, – дотянем до леса, решили друзья…

– К лесу давай, к лесу! – заорал Карташ, вытряхивая стеклянное крошево из волос.

– Застрянем же! – не оборачиваясь, попытался перекричать мотор Таксист.

– Бля, к дороге на лесосеку, кретин! Вон туда! До лесосеки доедем, а там пешедралом в лес! За нами не попрутся, смысла им нет за нами переться!

– Папа! Там же папа остался!.. – Маша схватилась за ручку дверцы, но Карташ мигом перехватил её, зарычал, надсаживая глотку:

– Дура, покрошат! У нас из оружия один пистолет! А у них автоматы!

– А потом что?! – от волнения Гриневский пустил петуха.

– А потом и думать будем!..

Таксист приглушённо выматерился, до побелевших костяшек на пальцах сжимая штурвал, наклонившись вперёд и вглядываясь в невидимую дорогу, будто та была заминирована.

Машина ворвалась в лес, и звук работающего на предельных оборотах мотора стал вовсе уж оглушительным. Гриневский снова врубил дальний свет, и замелькали калейдоскопом деревья, кусты, поваленные стволы, пни… По сравнению с дорогой возле зоны эта казалась проспектом какого-нибудь Тухачевского или улицей Карла Маркса в Шантарске, право слово…

– Тише, Гриня, уже можно тише, – посоветовал Карташ.

Гриневский послушно сбавил скорость.

Алексей мельком оглянулся назад, в беспросветную тьму за кормой – никого – и откинулся на спинку. Только сейчас он понял, что по-прежнему стискивает скользкую от пота рукоять «Макарова», и попытался разжать сведённые судорогой пальцы. Пальцы не слушались. Спокойнее, спокойнее, надо взять себя в руки, ушли ведь, уже ушли, краснокожие не догонят…

Горло вдруг сжал спазм, и Карташ с некоторым ужасом понял, что ещё немного, ещё чуть-чуть – и расхохочется в голос, будет ржать, как гиена, до полного изнеможения, до донышка… поэтому он со всей силы вонзил ногти левой руки в запястье правой. Боль пришла не сразу, словно правая рука онемела, словно он её отлежал. Или отсидел, какая, к херам, разница…