Право на месть - Мазин Александр

Зал застыл. Затаил дыхание. Воцарилась абсолютная тишина. И в этой тишине – глухой удар, от которого тяжелая голова Хана дернулась назад, а сам он попятился, заваливаясь на спину, потерял равновесие и с грохотом опрокинулся на вздрогнувший пол. Хан упал!

Хриплый выдох из десятков глоток слился в один звук… и перешел в такое же слитное «ах-ха!»

Ласковин тоже упал. Последняя атака вычерпала его досуха.

Теперь все зависело от того, кто поднимется первым.

Первым встал Хан! Медленно перекатившись на живот, он поднялся сначала на колено, потом во весь рост, возвышаясь каменным идолом над распластавшимся у него в ногах соперником. Да, Хан уязвим. Доказательством тому – две струйки крови, текущие из его ноздрей. Даже камень поддается воде. Но поток иссяк.

Хан одну за другой содрал перчатки, наклонился и, схватив Ласковина за волосы правой рукой, оторвал от пола. Андрей смотрел обессмысленными глазами. Вряд ли он видел своего врага. Хан выплюнул ему на грудь сгусток крови и не спеша отвел левую руку назад…

Глава восемнадцатая

Наташа никак не могла уснуть. Она включила телевизор. Пятый канал. Новости. Наташа пришивала заплатку на разрезанный рукав плаща и не очень внимательно слушала, какие культурные мероприятия развлекли сегодня петербургскую публику. Главным событием был приезд героини одного из «мыльных» сериалов. Потом последовало сообщение о большом поп-шоу в «Октябрьском» и… «сегодня в Никольском соборе состоялось отпевание хорошо известного в городе человека, иеромонаха отца Егория Потмакова…»

Наташа застыла с иголкой в руке. Как же так, ведь отец Егорий жив. И Андрей жив! Они ведь спаслись, оба!

Наташа пыталась понять, что еще говорит диктор, но слова почему-то не понимались. Она увидела бородатое, доброе и серьезное лицо священнослужителя в большом головном уборе, интерьер верхнего зала Никольского собора (Наташа узнала его), а потом крупным планом – мертвое лицо с лентой на лбу в обрамлении черного бархата. И горящую свечу над ним. Лицо Игоря Саввича Потмакова.

Наташа с силой вонзила иглу в ладонь. Боль была реальной. «Значит, я не сплю»,– подумала девушка.

Тем временем кадр в телевизоре сменился. Пошла криминальная хроника.

«Он мертв»,– подумала Наташа. Но почему? Как отец Егорий мог умереть, если Наташа точно знала, что он остался в живых? Может быть, она сошла с ума? Может быть, ни Потмаков, ни Андрей не приходили в ее дом?

«Но тогда я не могла бы его узнать»,– появилась мысль. Если эти дни – только ее галлюцинация, откуда она может знать, как выглядит отец Егорий?

Цветы. Да, цветы. Маленькие тюльпаны, которые подарил ей Андрей. Вон они стоят – четыре уже распустились. Значит, не галлюцинация. Значит…

«Он умер,– подумала Наташа, и сердце ее сжалось.– Он по-настоящему умер».

Плащ соскользнул на ковер. На ладони, там, где кожу проткнула игла, выступила капелька крови. Наташа машинально слизнула ее.

«Андрей. Надо позвонить Андрею. Но куда?»

У Наташи был телефон Зимородинского. Поколебавшись немного, она набрала его.

– Да? – через некоторое время спросил сонный женский голос.

Наташа повесила трубку. Она почувствовала, что Вячеслава Михайловича дома нет.

На часах – половина первого.

«Андрей»,– подумала Наташа. И перестала дышать. Ужасная мысль пронзила ее. Андрей! Потмаков спас его – и умер. И Андрей, ее Андрей – тоже должен умереть!

В этом не было логики, Наташа понимала, что ее нет. Но сердцем чувствовала – это может быть правдой.

Нет, это не должно быть правдой! Это чепуха!

«Успокойся,– приказала себе девушка,– отец Егорий мог умереть по тысяче причин. Никто же не сказал, что его убили! Или сказал? Чушь. Глупости. Андрей уехал по делам. Он заранее предупредил, что не будет ночевать. Все нормально».

Нет, не нормально. Потому что отец Егорий – мертв.

«Господи,– попросила Наташа.– Не отнимай его у меня!»

Внутри зияла пустота. Холодная, как космос.

Наташа, не испытывая ровно никаких чувств, взяла блокнот и прочитала четыре последние строчки:

• Мы снимали с них кожу,
• И свет им носили в горсти.
• И почти невозможно
• Любить. И отдать. И уйти. 

Ей смутно помнилось, что раньше они были другими. Но сейчас это не имело ровно никакого значения.

Наташа взяла ручку.

• Отгоревшие звезды —
• Кусочки зеркальной золы.
• Дымом пахнущий воздух.
• И ночи – длинны и светлы.
• И беспомощный Голос
• Не тычется больше в висок.
• Только длинные волны
• Взбегают на нежный песок
• И какая-то птица
• Плывет в потемневшую даль…
• Та, что больше не снится,
• Уходит. Уже – навсегда. 

Это был конец. Больше добавить было нечего. Наташа отложила ручку и внимательно, как чужое, прочла все стихотворение от начала до конца. Затем подумала немного, снова взяла ручку и решительно вычеркнула: