Доноры за доллары - Серегин Михаил Георгиевич

– Не знаю, я их просил найти меня, но они не появлялись.

– Плохо. Они, возможно, могли бы опознать тех бойцов, которые тебя отделали.

– Вряд ли, Юрий Николаевич. Темновато тогда было.

– Ну, а вдруг... надеюсь, ты посоветовал Ураеву-младшему подать в розыск?

– Нет, не додумался. А что, это необходимо?

– Странный ты, Ладыгин. Тебе что важнее – друга спасти или в Шерлока Холмса поиграться? Пока мы с тобой будем вести расследование по-своему, пусть ребята из уголовки тоже поработают – у них это неплохо получается. А мы с тобой, так и быть, со своей стороны будем приближать наступление счастливого момента ликвидации всей шайки-лейки. Понял, болезный? – Он скрипуче засмеялся и вышел из палаты.

После того как Чехов скрылся за дверью, я стал представлять себе, каким образом он будет выбираться из нашей строгой клиники. Наверное, через забор, в пижаме и тапках. Я так живо представил себе пыжащегося коренастого Чехова, висящего на заборе вниз головой, что даже покатился со смеху.

Тут вошел Воробьев с горстью каких-то очередных пилюль для меня:

– Я смотрю, ты тут идешь на поправку. Вон и настроение у тебя приподнятое.

– Я, Коля, сегодня выписаться хочу, – мечтательно заявил ему я.

– Как так? Кто разрешил? – Воробьев стал в позу и начал изображать из себя авторитетного врача.

Я опять посмеялся.

– Николай, ты только строгого дядьку тут со мной не разыгрывай. Своей выпяченной грудью ты на медсестер произведешь впечатление, но не на меня. Я тебя, дорогой ты мой, насквозь вижу, потому как ты, братец, слишком уж долго возле меня по жизни отирался.

Он возмущенно фыркнул.

– А посему, – продолжал я, – нечего изображать здесь из себя полковую лошадь. Иди лучше напиши другу заключение. Что, мол, практически здоров и лечение рекомендуется продолжать амбулаторно.

– Ты взбесился, Ладыгин? Какое амбулаторно? Тебе еще лежать и лежать! О возможности рецидивов слышал, поди, в институте проходили, а? – совершенно разобиделся Николай.

– Друг, дорогой! Я тебя как человека прошу – выпусти меня отсюда! У меня там дел невпроворот, злодеи на воле гуляют, а я...

– О! Глеб Жеглов выискался!

Не устаю удивляться богатству возможных сравнений меня с разнообразными детективными персонажами...

– Не, Воробьев, ну, правда, по-хорошему прошу. Мне очень надо. Обещаю тебя во всем слушаться и выполнять все твои рекомендации досконально.

Воробьев был человек очень мягкий. Я знал, что стоит мне немного поныть и поупорствовать – и он непременно на все согласится. Такой он был человек.

Так, в конечном счете, и произошло.

Сдавая больничные вещи, я старался не думать, как расстраиваю своего друга. И дал себе слово, что, после того как все закончится, обязательно лягу к нему на профилактику – и пусть он делает со мной все, что хочет.

Я сразу же спустился к себе в кабинет и даже немного обрадовался, застав Инночку, сидящую за моим компьютером. Она почему-то покраснела и поднялась.

– Здравствуйте, Владимир Сергеевич, – пролепетала она. – Вас уже выписали?

– Да, дорогуша, да! Ваш любимый босс снова на своем рабочем месте – покалеченный, но не побежденный! Не могли бы вы мне сделать чаю, например? Кофе мне Воробьев почему-то пока запретил, – благодушествовал я от удовольствия снова оказаться в стенах своего уютного кабинета.

Она проворно поспешила к двери.

– И себе, кстати, сделайте чашечку, – крикнул я ей вслед.

Пользуясь тем, что она ушла, я полез в свой стол, посмотреть на надежно спрятанную там карточку. Ее не было.

* * *

Чехов припарковал свой старый «Москвич» у парка с твердым намерением перекусить в «Макдоналдсе». Потом ему вспомнилась недолеченная язва, и он затосковал.

– О, блин! Даже после тяжкого дня не расслабишься! – ругнулся он, позавидовав беспечным подросткам, жующим на ходу чипсы.

Он подвел итоги дня. Осмотр квартиры, на которой отсиживался Ураев до своего исчезновения, ничего не дал. Квартира как квартира – в меру грязная, в меру запущенная, и никаких следов пребывания посторонних.

– Значит, его брали на улице, – протянул Чехов, аккуратно закрывая за собой дверь на два оборота ключа.

После этого он поехал в фирму «Эдельвейс», изобразил из себя лоха-предпринимателя и с успехом пропустил мимо ушей ознакомительную беседу секретаря, оглядываясь по сторонам. Из всех ее слов он понял только, что за опредленную плату фирма согласна перевозить все – от роялей до дамских сумочек, набитых бриллиантами. А ворованные они, честно заработанные – это их нимало не волнует.