Пиранья. Бродячее сокровище - Бушков Александр

– В чем дело? – насторожился Мазур.

– Не беспокойтесь. В итоге, совершеннейшие пустяки... – алькальд вновь выдвинул ящик стола и с несколько удрученным видом положил перед Мазуром какую-то печатную бумажку, пересеченную наискось широкой красной линией.

Мазур присмотрелся, и сердце у него упало. Он не понимал ни слова, однако, не требовалось быть лингвистом, чтобы догадаться о смысле сочетания «полисия секрета», крупно обозначенного в левом верхнем углу. Нетрудно было также прочитать «собственную» фамилию, написанную довольно близко к исходному варианту, стоявшему в австралийском паспорте и мореходной книжке. И, наконец, рисованная рожа, фоторобот хренов был, несомненно, составлен согласно показаниям кого-то, кто видел мнимого австралийца вживую.

– Это еще что? – хмуро спросил Мазур.

– Пустяки, – с беззаботной улыбкой ответил алькальд. – Обычный розыскной лист, который рассылают по всем провинциальным полицейским управлениям, в любом участке их на стене налеплено множество... Ничего такого, из-за чего стоило бы принимать экстраординарные меры. Рутина...

«Хорошо тебе говорить», – уныло подумал Мазур. И пожал плечами:

– Представления не имею, чем я насолил тайной полиции...

– Успокойтесь, Джонни, дела обстоят все же не настолько плачевно... Все оттого, что вы не знаете испанского. Тайная полиция у нас именуется «политическим департаментом», «департаменто де политико», а «полисия секрета», запомните на будущее, означает всего лишь «сыскная», то есть уголовная. Существенная разница...

– Для кого как, – угрюмо отозвался Мазур.

– Господи, Джонни! – с отеческой укоризной покачал головой сеньор алькальд. – Ну, стоит ли печалиться из-за таких пустяков? Не принимайте эту бумажку всерьез. Разве у вас нет искренних друзей и надежных покровителей? Розыскной лист, какие мелочи... Тут значится, что вас разыскивают за убийство... Ну и что? Мы не в Соединенных Штатах, Джонни, где законы исполняют с тупостью мясорубки. Здесь, в Латинской Америке, кроме писаных законов, существуют еще и многовековые традиции, основанные не на слепой букве писаного кодекса, а на справедливости, учитывающей сложности жизни... Знаете, когда я был молод, лет срок назад, порой достаточно было свидетельства под присягой двух почтенных граждан, чтобы вас отпустили и даже вернули оружие, если вы кого-то застрелили средь бела дня на главной улице. Разумеется, в том случае, если вы его убили не ради вульгарного грабежа, а, скажем, защищая свою честь после смертельного оскорбления. Предположим, с тех времен много воды утекло, но принципостался прежним. Я уже успел к вам присмотреться, Джонни. Вы – вполне приличный и порядочный молодой человек. Даже если у вас и вышла с кем-то... досадная неприятность, я уверен, пусть и не зная всех обстоятельств, что вы были вынужденытак поступить, и тот, кого постигла… неприятность, был не самым порядочным человеком, и вы имели веские причины... Так что не сидите со столь похоронным видом. Человек силен друзьями и покровителями, а у вас хватает и тех и других. Конечно, следует предпринять кое-какие немедленные меры... – он требовательно протянул руку. – Давайте сюда все ваши бумаги. – И придвинул к себе большую глубокую хрустальную пепельницу, положил рядом длинную коробку толстых спичек для разжигания сигар. – Ну?

Мазур какое-то время колебался. Нельзя было исключать, что дон Санчес попросту берет его на пушку, блефует согласно каким-то потаенным, далеко идущим планам. С другой стороны, бумажка могла оказаться и настоящей, пущенной в коловращение полицейского механизма то ли после безвременно смерти капитана Агирре, то ли после печальной истории с супругами Ройс. В любом случае, выбора нет. Ссориться сейчас с алькальдом – себе дороже...

Мазур протянул оба документа через стол. Алькальд проворно выдрал листики из обложек, тщательно порвал на кусочки, сложил их в пепельницу и поднес спичку. Вспыхнул крохотный костерок, в котором быстро сгорала насквозь придуманная жизнь...

– Вот так, – энергично сказал алькальд, вороша пепел полусгоревшей спичкой. – Нет больше никакого австралийца с непроизносимой фамилией. Пусть ищут хоть до Страшного Суда...

– А как же...

– Дайте только срок, мы все уладим. Здесь, в этой провинции, вам нет нужды опасаться каких бы то ни было неприятностей, пока вы имеете право называть себя моим другом и соратником. А тем временем я использую кое-какие в связи в столице, в департаменте иммиграции. У меня там старые друзья. Через месяц-другой у вас будет нормальный здешний паспорт, сделаем вас иммигрантом, натурализовавшимся и получившим гражданство по всем правилам. Комар носа не подточит. Между прочим, никто вам не мешает оставаться австралийцем – разумеется, фамилию подберем другую... и тут же переиначим на испанский лад. Можете мне поверить, я не даю пустых обещаний... А об этом, – он брезгливо смял розыскную афишку, – право же, забудьте. Хотя... вам не мешало бы раз и навсегда решительно изменить внешность, избавиться и от бородки и от усов, поменять прическу. Так надежнее. Согласны со мной?