Фаянсовый череп - Воронин Андрей

Школьников словно услышал его мысли. Он вдруг появился из совершенно неожиданного места, а именно из ворот двухместного кирпичного гаража, который скромно прятался в глубине двора. Караваев был уверен, что гараж пуст или, в крайнем случае, завален каким-нибудь хламом. При нем Школьников ни разу не открывал железные ворота этого приземистого строения, а свой “шестисотый” всегда оставлял на подъездной дорожке. Караваев, чья “десятка” зимой и летом ночевала под открытым небом на платной охраняемой стоянке, не раз злился по этому поводу, особенно когда мучился с запуском двигателя морозными зимними утрами.

– А, Максик! – приветливо закричал Школьников через весь двор. – Молодец, что приехал.

Он двинулся навстречу Караваеву, на ходу вытирая руки какой-то грязной тряпкой. Выглядел он сегодня весьма необычно. На нем были выгоревшие почти добела голубые джинсы с большим масляным пятном повыше правого колена, какие-то старые коричневые башмаки и камуфляжная куртка армейского образца. Покрытую благородной сединой голову Владислава Андреевича сегодня венчала ветхая полотняная шапочка с прозрачным целлулоидным козырьком красного цвета и вылинявшим почти до полной неразличимости изображением пальмы на макушке. Насколько мог припомнить Караваев, такие шапочки носили в начале семидесятых, а потом они как-то вдруг исчезли, и он бы никогда не вспомнил о них до сегодняшнего дня.

"Раритет”, – подумал Караваев, толком даже не зная, кого имел в виду – шапочку или самого Владислава Андреевича.

– Вы сказали, что я вам срочно нужен, – сказал он, маскируя предельно вежливым тоном содержавшийся в его словах упрек, и пожал протянутую руку Школьникова. При этом он постарался не обращать внимания на то, что ладонь Владислава Андреевича перепачкана машинным маслом.

– Ну-ну, – добродушно пробасил Школьников, – не ворчи, дружок. Ты мне действительно нужен. Не могу же я наслаждаться всей этой благодатью в одиночку!

Он рассмеялся, вызвав у Караваева острый приступ ненависти. Отставной подполковник заметил, что комкает зажатую в кулаке газету, и взял себя в руки.

Школьников тоже заметил газету.

– А, – сказал он, отбрасывая шутливый тон, – ты уже в курсе. Ну и как тебе это?

– Даже не знаю, что сказать, – ответил Караваев. – Что вы хотите услышать – похвалу или правду?

– Я хочу услышать твое мнение, Максик, – спокойно сообщил Владислав Андреевич. – А там уж поглядим, правда это или кривда.

– На мой взгляд, слабовато, – сказал Караваев. – Чересчур расплывчато и очень незатейливо. Честно говоря, я ожидал от вас большего.

– Что ж – сказал Школьников, – по крайней мере, честно. За это я тебя и люблю. Я боялся, что ты начнешь юлить.

– Не приучен, – суховато откликнулся Караваев.

– И слава Богу, что не приучен. Только зря ты хмуришься, Максик. Это ведь только начало. Ты ведь в шахматы играешь? Даже самый быстрый мат в шахматах можно поставить не меньше чем в три хода. В три, а не в один. А наша игра посложнее шахмат, ты не находишь? Так почему же ты хочешь, чтобы исход партии решился с первого хода?

– Я этого не хочу, – сказал Караваев. – Я этого боюсь. Именно этого.

– Ах, вот ты о чем. Ну-ну, Максик, не стоит меня недооценивать. И бояться не стоит. Бог ненавидит труса. Кроме того, обратного хода теперь все равно нет. Что написано пером, не вырубишь топором, как говорится. И еще: сняв голову, по волосам не плачут. Знаешь, зачем я тебя позвал? Настало время сделать следующий ход, и мне хотелось, чтобы ты при этом присутствовал. Очень может быть, что тебе скоро придется вступить в игру. Ты у меня ферзь, а сейчас я двигаю пешки, чтобы вывести тебя на оперативный простор.

– Ясно, – коротко сказал Караваев, которому уже надоели эти шахматные аллегории.

– Ну если тебе все ясно, запри свою машину и помоги мне открыть гараж. Сейчас мы с тобой немного прокатимся.

– А на моей нельзя?

– Ну если тебе ее не жаль, то можно и на твоей.

– А если жаль?

– А если жаль, делай, как я сказал. Караваев пожал плечами и пошел запирать машину. По дороге он свернул газету и засунул ее в карман пиджака. Управившись с замками и для верности подергав дверцы, он помог Школьникову открыть ворота гаража и остолбенел: внутри, тускло отсвечивая темно-оливковыми бортами, стоял широкий и плоский, как невиданная прямоугольная жаба, американский внедорожник “хаммер”.

– Что, хороша тележка? – спросил Школьников, откровенно наслаждаясь его удивлением.