Тайга и зона - Бушков Александр

– Ввяжемся в бой – а там посмотрим, – уверенно сказал Гена. Помолчал и добавил:

– Главное – не дать им увезти платину. А уж как сообщить своим, я придумаю, не боись…

– Если «уголки» нас не опередят.

– А вот тут уж – на всё воля аллаха. Но не должны: им ещё вертолёта ждать.

Алексей вздохнул. Искала его деятельная натура приложения сил – и вот пожалте, нашла…

Нет, ему по-прежнему не было страшно, скорее просто интересно, жутко интересно… однако, господа офицеры, ежели рассуждать здраво, то ничем иным, кроме как глупостью, безрассудством и самоубийством, их поход назвать нельзя. Трое мужиков, не считая девки, – против вооружённой охраны прииска, против уголовного спецназа! А ещё и девку под пули подставляем… Он посмотрел на спутников.

Машка, вот же зверь-баба, шла вперёд как заведённая, упрямо прикусив губу и глядя прямо перед собой из-под сведённых бровей. Гриневский же, шалопай уркаганский, двигался вроде как даже весело – отгонял комаров веточкой и радостно щурился на солнце. Ну да, ну да, почуял свободу – да ещё и возможность искупить вину перед обществом опять же…

К вечеру небо затянуло тучами, стал накрапывать мелкий дождик – бесконечный, как тайга, и унылый, как пеший переход по ней. Быстро темнело.

– Стоп, – сказал наконец Гена и шумно перевёл дух. Потянулся, сбрасывая с плеч рюкзачок, – дальше не пойдём, промокнем на фиг…

– Смотрите! – Маша вдруг вытянула руку, указывая на бурелом слева по курсу.

Алексей вгляделся. И впрямь: за серыми нагромождениями поваленных деревьев отчётливо угадывался тёмный силуэт, напоминающий косо воткнутый в землю крест. Причём явно сие было человеческих рук творение – уж слишком правильных форм.

– Что это, как думаете? – отчего-то шёпотом спросила Маша.

«Аспирант» же молча достал топорик и двинулся к бурелому. Карташ пожал плечами и пошёл следом…

Самолёт.

Алексей сунул сигарету между губ, прикурил со второй попытки – пальцы дрожали, всё ж таки давненько он не ходил в столь длительные пешие прогулки…

Крошечный двухмоторый «ан», свалившийся посреди тайги неведомо когда и неведомо по какой причине – но, судя по всему, очень давно. Борта проржавели, сквозь фюзеляж проросли крепкие осинки и прочие лопухи. Дверь нехотя подалась, когда Гриневский потянул за ручку, – и вдруг с шумом отвалилась, упала на жухлую листву, разбрызгивая дождевые капли, как крышка гроба. А в кабине… Маша испуганно ойкнула, даже Алексею на миг стало не по себе – в кабине, на истлевшем кресле первого пилота, сидел натуральный скелет и таращился на незваных гостей пустыми глазницами. Ухмылялся приоткрытым ртом. Правая костяная рука лежала на колене, прихлопнув ржавый пистолет – «ТТ», машинально определил Карташ.

Второе кресло пустовало.

– Однако, – негромко прокомментировал Геннадий. – Чего только в тайге не найдёшь…

Он потыкал носком сапога порог – не провалится ли – осторожно поднялся и скрылся в салоне. Самолёт качнулся со скорбным скрипом.

– Там змеи могут быть, господин археолог! – запоздало предупредил Карташ. И добавил вполголоса:

– Любят они такие укрытия…

– Гляди-ка, начальник, – Гриневский аккуратно, чтобы не потревожить кости, колупнул пальцем обшивку кресла под черепом, и на ладонь ему упала какая-то металлическая хреновинка. – А здесь весело было…

Алексей наклонился поближе. Пуля. Пистолетная пуля, немного деформированная… И только теперь он заметил, что в отвалившейся дверце имеют место несколько аккуратных дырочек. Стреляли явно снаружи.

– Чудны дела твои, господи, – в кабине показался «аспирант» с расползающимся от дряхлости холщовым мешком, спрыгнул вниз, бухнул мешок на землю.

Мешок развалился окончательно, и на прелую хвою веером разлетелись пачки красных купюр в банковской упаковке. Старые «червонцы».

– И таким добром там – весь салон набит, – сообщил «археолог», отряхивая ладони.

– Мама моя, – Маша наклонилась, осторожно взяла пачку, – это сколько ж здесь?

– Старыми – миллиона на два, – усмехнулся Гена, – а по нынешним временам – даже на антиквариат не сгодятся. Гнилые к тому же…

– Интересное кино… – Алексей поднял воротник бушлата. – Что ж его, самолёт этот, получается, сбили?

– Не факт, – возразил Гриневский. – Мог и сам шмякнуться. А мог и напарничек этого, костлявого, принудить сесть. Второе-то кресло ведь пустует, а по одному никто не летает…