Слепой против маньяка - Воронин Андрей

«Что-то сегодня слишком спокойно», – подумал Эдуард Ефимович, отодвигая от себя клавиатуру компьютера и разминая затекшие пальцы.

Он посмотрел на планки жалюзи. Те уже окрасились огненно-рыжим цветом заходящего солнца.

Принтер работал как бы сам по себе, выплевывая листок за листком. Все они аккуратно опустились рядом со своими собратьями. Папка, предназначенная для того, чтобы лечь на стол Президента, исчезла в своем временном убежище.

Бушлатов вышел в коридор, зашагал вдоль залов, в Которых работал персонал.

Стена была выполнена на западный манер – из больших прямоугольников стекла, так что никто не мог быть уверенным, что его деятельность не контролируется. До конца рабочего дня оставалось десять минут, но в доме по Дровяному переулку все еще шла напряженная работа.

«Вот что делают деньги с людьми, – думал Бушлатов, неторопливо двигаясь по коридору, – те же самые люди, которые несколько лет назад на службе занимались тем, что рассказывали друг другу политические анекдоты да перебивались от аванса до получки, теперь работают как проклятые, зная, что за свое усердие получат неплохие деньги. И странно: их даже не волнует, что они ничего не создают, а только мешают жить другим, нарушая баланс, сложившийся в обществе. Иначе чем подрывной деятельностью мою работу назвать невозможно», – усмехнулся Бушлатов и пригладил свои реденькие волосы, пытаясь прикрыть ими поблескивающую в свете люминесцентных ламп лысину.

Часы в конце коридора вздрогнули, большая стрелка коснулась двенадцати, и раздался мелодичный звонок.

Один за другим гасли экраны компьютеров, на лицах сотрудников появлялись улыбки, уже звучали шутки. С портфелями и дамскими сумочками сотрудники и сотрудницы спешно покидали свои рабочие места. Вскоре из внутреннего дворика донесся звук мотора, и автобус с затемненными стеклами выехал на улицу. Охранник прошелся по кабинетам, выключая работавшие весь день кондиционеры и закрывая двери.

Вскоре во всем доме горело лишь одно дежурное освещение. Ничего не изменилось только в комнате охраны да в кабинете самого Эдуарда Ефимовича. Там все так же ровно горел свет, из этих комнат по коридору плыл живой запах табачного дыма и свежеприготовленного кофе.

И Бушлатов поймал себя на мысли, что ему не хочется возвращаться к себе. Куда приятнее было бы сейчас подсесть к охранникам, свободным от дежурства, и сыграть с ними пару партий в карты.

Но субординация требовала от него иного. – Ребята, если увидите что-нибудь подозрительное, обязательно сообщите мне, – распорядился он, с завистью глядя на молодого охранника, только что сорвавшего банк.

Мужчины в форме с ожесточением играли в незамысловатое «очко» – любимую игру зеков двадцатого века, наследованную ими от аристократов века девятнадцатого.

Всякое дело, даже поставленное с самого начала с превеликой основательностью, в конце концов постепенно мельчает, чувство опасности притупляется. Люди не очень верят, что с ними что-то может случиться.

Вот и сейчас играющие лишь изредка обращали внимание на экраны мониторов наружного слежения. Да чего туда пялиться? Фильмов не показывают, а если смотреть на пустынную улицу – обалдеешь окончательно.

Эдуард Ефимович прикрыл дверь и еще несколько раз прошелся по коридору.

«Хватит ли у меня сил довести программу до конца? Не кончится ли завод?» – усмехнулся он, вспоминая, как в детстве он заводил механическую курочку, и та исправно клевала воображаемое зерно. Эдика всегда забавляло, как курочка судорожно дергалась, когда кончался завод у этой механической игрушки.

А теперь Бушлатов вспоминал о ней применительно себе. Ему казалось: еще пара дней – и завод кончится него.

«Ох и оттянусь же я, когда папка ляжет на стол Президента! К черту все мысли о работе, к черту компьютер принтер! Я не могу уже видеть эти чудеса техники, ни для меня похуже испанского сапога или дыбы».

Но Бушлатов, конечно же, немного кривил душой. Он любил свою работу и не променял бы ее ни на какую другую. Он знал: пройдет неделя разгульной жизни, и то вновь потянет к уединению. Ему снова захочется заняться тайными кознями, еще раз ощутить свою власть над людьми, власть невидимую и поэтому неистребимую.

«А может, хватит? – подумал Бушлатов. – Другой накопал бы в десять раз меньше меня, и все равно Президент остался бы доволен. Я, наверное, болею той же болезнью, что и весь мир, запасший столько ядерного оружия, что можно несколько раз уничтожить все живое. А для того, чтобы расквитаться с политическими противниками, хватит и пары страничек из моего отчета, желательно тех, где проставлены номера заграничных счетов людей, выдающих себя за радетелей народного счастья».