След тигра - Воронин Андрей

— Я все-таки не рассчитала свои силы, — тихо призналась она. — Думала, я крепче. А теперь все время хочется прижаться к твоей ноге, вот именно как собака, заглядывать в глаза, вилять хвостом и лизать руки — все что угодно, только бы не прогнали.

— Ты отлично держишься, — возразил Глеб, который действительно считал, что Евгения Игоревна проявляет немыслимую для женщины твердость. — И завтра будешь держаться молодцом, особенно если сейчас перестанешь болтать чепуху, заберешься в спальник и как следует выспишься.

— Все-таки прогоняешь? — Горобец грустно, виновато улыбнулась ему и вздохнула. — Наверное, я недостаточно преданно лизала тебе руки… А можно, я лягу здесь, рядом? У костра теплее, и гнус не так донимает. А главное, ты близко. Ты, а не этот… Ну что я могу поделать, если мне страшно ложиться спать бок о бок с сумасшедшим?

— Никакой он не сумасшедший, — сказал Глеб. — Впрочем, как хочешь. Только спальник возьми, не то проснешься завтра с радикулитом. Путешествовать посуху, согнувшись пополам, — это еще куда ни шло, но вот по болоту… Неудобно идти, когда лицо в воде — дышать трудно, дороги не видать, да и пиявки…

Горобец фыркнула, легко поднялась на ноги и сходила в шалаш за спальным мешком. Перед тем как улечься, она, стоя на коленях на расстеленном возле самого огня мешке, вдруг подалась вперед и легко коснулась щеки Глеба губами. Губы у нее были сухие и обветренные, очень горячие. Поцеловав Сиверова, она немного помедлила, будто ожидая продолжения, и только потом нехотя отстранилась и начала забираться в спальник.

— Спасибо, — тихонько сказала она. — Спасибо тебе за все, Федор Молчанов.

Глеб не ответил, даже не обернулся. Хотелось курить как никогда. Он сидел, смотрел в огонь и старательно думал о том, как ему хочется курить, изо всех сил пытаясь прогнать ощущение горячих шершавых губ на своей щеке и назойливую мысль о том, что, не ответив на поцелуй Евгении Игоревны, очень многое потерял.

***

Перед самым рассветом Глеб все-таки задремал и проснулся, как от толчка, с ясным ощущением чего-то непоправимого, случившегося, пока он спал. Он быстро огляделся.

Над верхушками деревьев занималось серое пасмурное утро. Костер почти погас. Горобец спала рядом, по обыкновению свернувшись калачиком в своем спальном мешке. На одно очень неприятное мгновение Глебу показалось, что она не дышит, но, приглядевшись, он немного успокоился: спальный мешок медленно, почти незаметно для глаза, поднимался и опускался. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь прерывистым, неуверенным чириканьем какой-то ранней пичуги. Потом Тянитолкай у себя в шалаше громко, отрывисто всхрапнул, почмокал губами и захрапел раскатисто и ровно, как работающий на холостом ходу дизель.

Все как будто было в порядке, но ощущение, что он проспал что-то важное, не оставляло Слепого. Он осторожно, чтобы не разбудить Горобец, поднялся на ноги, поправил на голове накомарник и, на ходу натягивая заскорузлые перчатки, обошел импровизированный лагерь по периметру.

Лагерь являл собой довольно жалкое зрелище. Потухший костер, возле которого скорчилась бесформенная в своем испачканном землей и золой спальнике Евгения Игоревна, парочка тощих рюкзаков, брошенное как попало оружие, убогий шалаш, из которого почти на полметра высовывались закутанные спальником ноги Тянитолкая, пустой перевернутый котелок с толстым слоем сажи на днище и следами засохшей вчерашней похлебки. Впрочем, эта печальная картина успокоила Сиверова: из лагеря ничего не пропало, а главное, ни в лагере, ни вблизи него не появилось ничего нового — никаких мертвых голов и прочей жути, которая не столько пугала, сколько злила атеиста Сиверова. Настоящим, стопроцентным атеистом Глеб, конечно, не являлся, но порой ему было очень удобно считать себя таковым, и сейчас подвернулся как раз такой случай.

Закончив осмотр лагеря и не обнаружив ничего подозрительного, Глеб решил прогуляться к болоту. Он подбросил в костер новую порцию лапника — гнус уже проснулся, и Сиверову не хотелось, чтобы его спутников сожрали заживо, — и, не торопясь, двинулся вниз по пологому склону.

Над мертвым болотом звенела мошкара. Здесь даже лягушки не квакали, хотя, казалось бы, стояла самая подходящая для их концертов пора. Когда впереди блеснула тусклым свинцовым блеском стоячая вода, Глеб замедлил и без того неторопливый шаг и вынул из кобуры пистолет. Винтовка болталась у него за спиной — он не стал будить Горобец, чтобы попросить бинокль, а оптика, как он чувствовал, могла ему понадобиться.