След тигра - Воронин Андрей

После этой находки Горобец стала смотреть на Слепого с нескрываемым уважением и окончательно сложила с себя полномочия начальника, передоверив бразды правления Глебу. Правда, когда Тянитолкай в очередной раз начал ворчать, понося чертовых ищеек, которые в погоне за лычками готовы загубить ни в чем не повинных людей, Евгения Игоревна приотстала и минуты две шла рядом с Тянитолкаем, что-то тихо, но очень энергично ему втолковывая. Один раз Глеб услышал, как его тезка возмущенно проревел: «Сказано, ничего больше не хочу! Я подыхать не нанимался!» — после чего снова заговорила Горобец. По окончании этой воспитательной беседы Тянитолкай замолчал и молчал больше суток, до вечера второго дня, когда Глебу удалось отыскать тропу, которая, судя по некоторым признакам, вела через болото.

Тропа представляла собой неровный ряд вешек, торчавших из воды на приличном расстоянии друг от друга. Стоя у самого ее начала, можно было видеть всего три из них. Вешки можно было не заметить, и Глеб нашел их только потому, что старательно искал нечто именно в этом роде. Убийца, оборотень, браконьер или Андрей Горобец — словом, противник — допустил незначительную ошибку, использовав в качестве вешек свежесрубленные ветки.. Очевидно, ему казалось, что таким образом он маскирует свою потайную тропу; на самом же деле именно покрытая молодой, уже успевшей слегка пожухнуть листвой ветка, ни к селу ни к городу торчавшая прямо из гнилой стоячей воды, привлекла внимание Сиверова. Присмотревшись, он увидел вторую, такую же ветку, потом еще одну и понял, что перед ним искомая тропа, ведущая к Каменному ручью. Пошарив в кустах на краю болота, Глеб наткнулся на длинную, небрежно отесанную березовую жердь — слегу. Толстый конец слеги был испачкан болотной тиной; установив жердь вертикально, Глеб пришел к выводу, что в самом глубоком месте тропы им придется брести, самое большее, по грудь в воде.

Он оглянулся на своих спутников и увидел привычную картину, которая сейчас почему-то показалась ему странной, как отражение в кривом зеркале. Они сидели на пологом склоне в нескольких метрах от края болота — угрюмый, заросший неопрятной седоватой бородой Тянитолкай чуть поближе к воде, а спокойная и сосредоточенная, несмотря на усталость, Горобец — немного выше по склону, за спиной у Тянитолкая, с карабином на коленях. Они почему-то напомнили Глебу конвоира и подконвойного; ему вдруг почудилось, что так оно и есть, что Тянитолкай в течение последних двух или трех суток идет вперед исключительно под угрозой выстрела в спину.

Глеб вздохнул, крепко зажмурился и снова открыл глаза. Он не спал уже три ночи подряд, держась только на своих таблетках, запас которых начал таять с внушающей опасения скоростью. «Надо бы как-то изловчиться и подремать, — подумал он, — а то уже всякая чепуха начинает мерещиться. А с другой стороны, за те три ночи, что я не сплю, никто не умер и не пропал — плохо, что ли? Долго я так не продержусь, но надо держаться, пока возможно. Вот прикончу этого психа, возомнившего себя тигром, тогда и отосплюсь. Иначе, задремав, можно и не проснуться. Или, проснувшись, обнаружить, что твоих спутников сожрали живьем, пока ты спал».

Это была правда: с тех пор, как Глеб впервые принял таблетку и устроил ночью пальбу, невидимый убийца, казалось, оставил их в покое. Может быть, он не рисковал приближаться к лагерю, пока Слепой ночи напролет торчал у костра с пистолетом и винтовкой наготове, а может, одна из выпущенных той ночью пуль все-таки зацепила его, и он где-то отлеживался, зализывая рану. «Чтоб ты там сдох, в своей берлоге, — мысленно пожелал ему Глеб. — Желательно от гангрены, но можно и от потери крови; Неважно, отчего, лишь бы сдох».

Он снова посмотрел на своих спутников, и странное ощущение, овладевшее им минуту назад, прошло. Они просто сидели там, где сели, когда Глеб заметил вешки, и никто никого не держал на мушке, и никто не обдумывал планы побега… Правда, Слепому тут же некстати вспомнилось, что Горобец уже сутки, с того самого момента, как переговорила с Тянитолкаем, держится в хвосте их коротенькой колонны, прямо за спиной у тезки, и карабин свой несет уже не за плечом, как раньше, а в руках, все время в руках…

Правда, на ее месте он сам вел бы себя так же. Тот, кто взялся указывать путь, — в данном случае он, Глеб Сиверов, — идет впереди, а начальник замыкает колонну — прикрывает тыл и следит, чтобы никто не отстал. В конце концов, вовсе не Евгения Игоревна виновата в том, что Тянитолкай сломался. Если бы это у нее не выдержали нервы, если бы не она, а Тянитолкай шел позади, настороженно озираясь по сторонам и держа наготове заряженный карабин, никто на свете, в том числе и Слепой, не счел бы это странным и тем более подозрительным. Неужели все дело в том, что Горобец — женщина? Получалось, что дело именно в этом, и Глеб пришел к неутешительному выводу: мужской шовинизм действительно существует, и пройдет еще очень много времени, прежде чем равноправие полов перестанет быть просто бумажной декларацией.