Комбат - Гарин Максим

– Да, со стороны всегда виднее, – отвечал Андрюха Подберезский.

И только теперь, когда в голове немного просветлело, он сообразил, какое богатство предлагает ему комбат – старые пленки, благодаря которым можно вернуться в прошлое, увидеть то, из-за чего так щемило последние годы душу, особенно в моменты неудач.

– Поехали! – воскликнул Подберезский.

– Куда?

– К вам за пленками.

– Я сказал, что могу дать, но не сказал, что дам, – рассмеялся комбат.

И Подберезский, не выдержав, тоже захохотал:

– Вы как и раньше, подколоть умеете, сразу дураком себя почувствовал.

– Случается иногда, – ответил Борис Рублев, – поднимаясь из-за стола и, ступая вразвалочку, направился в прихожую.

Там он без лишних слов набросил на плечи свою мешковатую кожанку и, даже не оглядываясь, следует ли за ним Подберезский, стал спускаться по лестнице.

Борис Рублев никогда не старался задаваться вопросом, как он будет добираться, если куда-то собрался ехать. Он знал, или у приятеля машина стоит под окном, а если ее нет, то остановят такси. Нет денег на такси – не беда, поедут троллейбусом, автобусом, в метро. На худой конец дойдут пешком.

«Пленки нужны сержанту, пусть он и думает», – решил Борис Рублев, выходя на улицу.

Подберезскому стало страшно за дверную ручку, которая мгновенно исчезла в мощной ладони комбата. Тот ненароком мог и оторвать ее.

Но дверь осталась целой, и мужчины зашагали рядом.

– До сих пор не могу поверить, комбат, что мы с вами встретились.

– Хочешь – верь, хочешь – не верь, – лицо Бориса Рублева изображало полное отсутствие чувств. Он мерно шагал, почти не размахивая руками, лишь поскрипывала толстая кожа куртки.

– Хочется верить, что наша встреча не зря… Подберезский опомнился и, завидев желтый фонарь свободного такси, махнул рукой.

– Теперь не то, что раньше, комбат, – смеялся Подберезский, глядя, как таксомотор шарахнулся из третьего ряда, чтобы побыстрее подъехать к клиенту, – раньше мы за ними бегали. А теперь они, суки, за каждой тысячей охотятся. Скоро станут из-за руля выскакивать, да дверку открывать.

– Тебя это радует? – чуть приподнял неприглаженные брови комбат.

– Да нет, мерзко как-то на душе становится, когда здоровый мужик тебе в глаза заглядывает, как какой-нибудь нищий в подземном переходе, чтобы ты ему бумажку лишнюю бросил.

– Настоящий мужик в глаза заглядывать не станет, он свое и так получит – за дело.

– Я же не про себя.

– И я не про тебя, я про нас всех.

Борис Рублев с Подберезским забрались в машину. Сперва та резко качнулась на левый бок, пока устраивался комбат, затем осела и на правое колесо, когда Подберезский, согнувшись, чуть ли не коснувшись подбородком собственных колен, сел рядом со своим бывшим командиром на заднее сиденье.

– Куда ехать? – осведомился таксист.

Комбат назвал адрес.

– Далековато будет, – проговорил таксист, подобострастно усмехаясь, – у меня заказ выгодный был, да вас увидел, подъехал, дождь, думаю, мужики мокнут – помогу.

– Если по заказу, – мрачно ответил комбат, – то фонарь выключать надо.

– Тысяч пять набросите – и по рукам.

– Тысяч пять?

– Это же не деньги, командир!

Подберезский хотел было уже сказать «нет проблем», но, ощущая рядом с собой присутствие Бориса, посчитал за лучшее промолчать.

– По счетчику заплатим и ни рубля больше, – сказал комбат таким тоном, будто отдавал приказ в армии. За невыполнение – в лучшем случае гауптвахта, в худшем – расстрел.

И самое странное, на таксиста, привыкшего ко многому, не так подействовал грозный вид комбата и его спутника, как этот приказной тон, которого нельзя было ослушаться. Скажи Рублев «довезешь бесплатно», тот бы, наверное, еще и ладонь к козырьку своей форменной таксистской фуражки приложил бы. Все-таки в каждом из мужчин, хочет он этого или нет, сидит военный. В одних – готовый отдавать приказы, в других – готовый их выполнять.

Такси помчалось по мокрому асфальту. Комбат заворочался, удобнее устраиваясь, и прикрыл глаза, намереваясь уснуть. Он не любил попусту тратить время и, если выдавалась минутка, обязательно засыпал, зная, что дома дело найдет себе всегда, пусть даже делом окажется поднятие и опускание гантелей. А вот Подберезский испытывал неловкость богатого человека, которому внезапно не хватило денег расплатиться по пустячному счету.