Расписной - Корецкий Данил Аркадьевич

– Сука, петух сраный, убью!

– Сам петух! Я тебя схаваю без соли!

Оба противника были плохими бойцами и не могли голыми руками выполнить свои угрозы. Если бы у кого-то оказалось бритвенное лезвие, заточенный супинатор или кусочек стекла, не говоря уже о полноценной финке… Но ничего такого у них не было, и Драный пустил в ход естественное оружие – зубы и ногти. Он кусал врага, царапал его, норовил добраться до глаз и в конце концов подмял Верку под себя и принялся бить головой о пол. Через несколько минут схватка завершилась: окровавленный пидор остался неподвижно лежать на бетоне, а Драный с трудом поднялся на ноги и шатаясь подошел к крану.

Пока он смывал кровь и пот с разгоряченного тела, к Меченому подсел Зубач. Они пошушукались между собой, потом подозвали измученного дракой новичка.

– Хоть и не по своей вине, но зашкварился ты капитально, – мрачно объявил Меченый. – По всем нашим законам тебя надо либо в гребни определять, либо, по крайности, в чушкари…

Разбитое лицо Драного вначале посерело, потом на нем мелькнула тень надежды. В отличие от гребня чушкарь может восстановить свое доброе имя.

– Но махался ты смело и навешал ему от души, сразу видно, что духарик![50] Поэтому…

Наступила звонкая тишина, стало слышно, как журчит в толчке струйка воды. Драный вытянул шею и напряженно впился взглядом в изуродованную харю Меченого. Наверняка она будет сниться ему до конца жизни. Меченый выдержал паузу, неспешно огляделся по сторонам:

– Поэтому мы тебя прощаем. Живи мужиком!

В камере вновь повис привычный монотонный гул. Потеряв интерес к происходящему, арестанты стали расходиться по своим местам.

Только истекающий кровью Верка валялся на полу в прежней позе да застыл столбом возвращенный к жизни Драный.

– Спасибо вам сердечное за доброту, – выговорил наконец он и поклонился.

– Спасибо, чтоб тебя скосило! Спасибо куму скажешь, когда он тебя салом угостит! – зло отрезал Зубач. – А в общак положишь пятьсот рупий да хорошего кайфа!

– Дык откуда?! Я ж показал все, что есть!

– Ты чо, не догоняешь? – Меченый угрожающе прищурил здоровый глаз.

– Дык догоняю… Спасибо, что в петушиный куток не загнали… То есть, извиняйте, благодарствую… Но если впрямь нету? Жена с тремя детьми концов не сведет, дачек от нее и не жду… Так чо мне теперь делать? Я не против общества, но кожу-то с себя не стянешь…

Меченый и Зубач переглянулись:

– Ладно, будешь в обязаловке. Что скажем, то и сделаешь! Понял?

– Чего ж не понять…

Драный опустил голову.

– Забирай свои крохи да лезь вон туда, на третью шконку, – сказал Меченый.

Кряхтя и вздыхая, мужик выполнил приказ.

Морда наклонился к сидящему рядом Расписному.

– Совсем охерели, беспредел творят! Разве в правильной хате так делают? Надо им предъяву кинуть, а то и нам отвечать придется! Ты в подписке?

Волк секунду подумал:

– Да.

Верка повернулся, попытался встать и застонал.

– Машка, перевяжи эту падаль да убери с глаз долой! – крикнул Меченый.

Изуродованную физиономию искривила зловещая улыбка.

– Клевая мясня[51] вышла, кайф в жилу! Точняк?

Но веселился с ним только Зубач. Остальные разошлись, а подошедший вплотную Морда был мрачен и явно не собирался шутить. Он смотрел прямо в здоровый глаз Меченого.

– Слышь, пацаны, а с чего это вы нулевика принимаете? Или смотрящего в хате нет?

Расписной тоже подошел и стал рядом с Мордой.

– Калик спит, брателла, – невозмутимо пояснил Меченый. – Он сказал мне разбираться. Тут все правильно.

– А что пидора на мужика напустили? Это тоже правильно?

– Так для смеха! Опять же обществу польза: мужик завис в обязаловке, что надо будет – то и сделает!

– А ты знаешь, что за такой смех бывает?

Меченый перестал улыбаться и настороженно оглянулся.

– Об чем базар, Морда? – раздался сзади недовольный голос. – Любую предъяву смотрящему делают, значит, мне ответ держать. Ты-то чего волну гонишь?

Калик появился внезапно, будто ненадолго выходил погулять и вернулся, проверяя – сохранился ли порядок за время его отсутствия. Похоже, результаты проверки ему не понравились. Обойдя Морду и Расписного, он смерил их оценивающим взглядом и нахмурился. Губы у смотрящего совсем исчезли. Только узкая щель рассекала каменное лицо между массивной челюстью и мясистым, в красных прожилках носом. Колюче поблескивали маленькие злые глаза, даже огромные, похожие на плохо слепленные вареники уши топорщились грозно и непримиримо.

Но на Морду угрожающий вид смотрящего впечатления не произвел.

– За беспредел в хате со всей блатпятерки спросят! А могут и целую хату сминусовать![52]

– И к чему ты базар ведешь? – надменно спросил Калик.

– К разбору по закону! Вот сейчас соберем всех и разберемся по справедливости!

По камере прошло шевеление. Острый разговор и слово «справедливость» слышали все, кто хотел услышать. И сейчас десятки арестантов принялись спускаться со шконок, выходить из завешенных углов, подниматься с лавок. Через несколько минут масса горячей, потной, татуированной плоти сомкнется вокруг, и предсказать исход разбора заранее будет нелегко.

– А кто ты такой, чтобы толковище устраивать?! – загнанным в угол волком взревел Калик и ощерился. Казалось, что из углов большого рта сейчас выглянут клыки.

Его выкрик стал сигналом для «торпед».

– Мочи гадов! – крикнул Меченый и прыгнул. В вытянутой руке он держал длинный гвоздь – «сотку», остро заточенный конец целился Морде в глаз. Но удар Расписного перехватил его на лету: кулак врезался в левый бок, ребра хрустнули, бесчувственное тело тяжело обрушилось на стол, а гвоздь зазвенел о бетон возле параши.

Зубач тоже бросился вперед, но не так резво, и Морда без труда сшиб его с ног.

Быстрая и эффективная расправа с «торпедами» оказалась хорошим уроком для остальных. Напрягшийся было Катала расслабился, Савка и Шкет резко затормозили и отступили. Расписной поискал взглядом Хорька, но того видно не было. Только из дальнего угла доносилось надоедливое: вжик-вжик-вжик! Бельмондо готовился выполнить поручение смотрящего, а переключаться он явно не умел.

– Ну что, Калик, – спросил Морда, победно осматриваясь по сторонам. – Давай разберемся по нашим законам, как ты за хатой смотрел…

– Давай разберемся! – спокойно кивнул тот, достал пачку «Беломора», закурил, несколько папирос отдал стоящим рядом арестантам, те тоже радостно задымили. – Говори, Морда, я тебя слушаю. И честные бродяги ждут!

Калик невозмутимо выпустил струю сизого дыма в лицо обвинителю. От вспышки волнения не осталось и следа. Казалось, что минуту назад на его месте был другой человек.

– Что ты мне предъявить хочешь?

Эта непоколебимая уверенность начисто перечеркнула тот минутный успех, который Морда уже посчитал своей победой. Но он не собирался давать задний ход.

– В путевой хате нулевого смотрящий встречает, разбирается, место определяет. А чтобы пидор над честным мужиком изгалялся – такого отродясь не бывает! Меченый тоже мужика гнул, в обязаловку поставил! Говорит, ты ему разрешил…

– Савка, штырь! – не глядя бросил Калик. И повернулся к арестантам: – Кого тут без меня обидели?

– Дык, вот он я… – нехотя отозвался Драный.

– Так все и было, как Морда сказал?

– Дык точно так…

Савка отыскал и принес смотрящему заточенный гвоздь.

– Кто пидору волю дал? Кто тебя в обязаловку ставил?

– Дык вот энтот, – Драный указал на лежащего без чувств Меченого. Чувствовал нулевик себя неуютно и явно не знал, чем для него обернется все происходящее.

Не выпуская папиросы изо рта, Калик нагнулся к Меченому, вставил гвоздь ему в ухо и резко ударил ладонью по шляпке. «Сотка» легко провалилась в ушную раковину. Раздался утробный стон, могучее тело выгнулось в агонии, из хрипящего рта вылилась струйка крови. Через несколько секунд все было кончено.

Калик выдернул окровавленный гвоздь и протянул Драному.

– А пидора сам кончи.

Тот попятился, отчаянно мотая головой. Он хотел что-то сказать, но горло перехватил спазм.

– Да не… Не! – наконец выдавил из себя Драный.

Калик кивнул:

– Твое право. И знай – ты никому ничего не должен. Понял?

Теперь Драный так же отчаянно кивал.

– Ты прав, Морда, это беспредел! – Калик отдал гвоздь Савке, и тот немедленно бросил его в парашу. – Я заснул и не знал, что творит эта сука! За беспредел и спросили с него, как с гада! – Смотрящий пнул ногой мертвое тело и обвел взглядом стоящих вокруг арестантов. Все отводили глаза. И даже Морда не знал, что сказать.

– Еще предъявы к смотрящему есть?

– Нет! Все ништяк! Порядок в хате! Это Меченый, сука, тут баламутил!

Громче всех кричали одаренные папиросами и заново рожденный Драный. Арестанты получили наглядный урок суровой и быстрой справедливости.

– Харэ, – Калик затянулся последний раз и сунул окурок Савке. – Тогда скиньте эту падаль башкой вниз с третьей шконки. Будто он сам себе шею свернул. И зовите ментов…