Право на месть - Мазин Александр

– Белобрысый клюнул на Галку, а второй… – начал смуглый, но высокий поднял руку, и «итальянец» оборвал на полуслове.

Главарь шагнул к Феде. Тот еще больше выпрямился, хотя весь напрягся, готовый к тому, что сейчас ударят.

«Давай, попробуй! – подумал Федя, в котором боролись страх и гордость.– Ноги у меня свободны!»

Но высокий бить не стал.

– А, герой! – сказал он то ли с насмешкой, то ли серьезно.– Ну давай посмотрим!

Он смотрел Феде прямо в глаза, и тот решил, что ни за что не отведет взгляд… И вдруг почувствовал, что падает.

Нет, ноги не подвели, так-то Федя даже не пошатнулся. Он упал внутри. Глаза высокого вдруг превратились в пропасть, и Федя полетел вниз, теряя волю, способность к сопротивлению. Остался только страх. Федя летел вниз, и воспоминания выплескивались из него, вытягивались, отнимались силой этого страшного взгляда. Федя попытался закрыть глаза, но не смог. Потом стало все равно. Он падал и терял то, что собирался скрыть. Телефон, который дал им для связи Ласковин, лицо самого Ласковина, свой адрес… Все, что сам он полагал тайной. Даже совершенно ничтожные сейчас вещи. Вроде единицы по тригонометрии, которую он соскреб в дневнике неделю назад… А потом он упал и разбился.

И очнулся в зале Зимородинского, слабый, как новорожденный щенок, и совершенно не помнящий, как он здесь оказался.

Но то, что проделал с ним тот высокий немолодой мужчина, Федя помнил очень хорошо, потому здорово расстроился, узнав, что Ласковин сумел спасти только его одного, а Матвеева высокий, скорее всего, увез с собой.

– Ладно, не убивайся,– сказал Зимородинский.– Ляг лучше поспи.

Федя попытался возразить, что он хочет не спать, а действовать, но глаза его, помимо воли, закрылись, и юноша мягко повалился на поролоновый мат.

– Спит,– констатировал Зимородинский.– В нашем распоряжении часа полтора.

Ласковин резко мотнул головой. Он был зол. В первую очередь он злился на себя. Потому что сам сказал ребятам: ждите, приеду. Еще он был зол потому, что враг не стал дожидаться его хода, а сделал свой собственный. И ход жестокий. Во всем этом был единственный плюс: теперь нет времени планировать что-то стратегическое. Юрку надо вытаскивать. И вытаскивать быстро. Андрей ощутил тяжесть пистолета под мышкой. И сложенный кинжал вампира, петлей присоединенный к правому предплечью. Скоро враг узнает, чем пахнет его, Ласковина, ярость!

– Свезешь его домой? – Андрей кивнул в сторону спящего.– Свезешь? А то я поехал.

– Куда? – спокойно поинтересовался Зимородинский.

– Есть у меня один адресок! – с недоброй усмешкой ответил Ласковин.

Сначала – на Ленинский проспект, по адресу, который засек Федя, потом, если не выгорит,– домой к Гужме. Этого торчка он расколет на раз!

– Притормози,– холодно произнес Зимородинский.– Остынь. Нарвешься.

– Ни хрена! – Голос у Андрея стал звонким от предвкушения схватки.

Зимородинский передвинулся вправо, оказался между ним и дверью, и когда Ласковин, проигнорировав предупреждение, шагнул вперед, сэнсэй ударил Андрея в висок сложенными щепотью пальцами.

Ласковин не успел отреагировать, потому что мысленно уже садился в машину. Впрочем, удар был совсем слабый.

– Ты что? – удивленно воскликнул Андрей… И почувствовал, как стены зала поворачиваются вокруг него, а паркетный пол под ногами ходит, как ходит в шторм корабельная палуба. От него потребовалось предельное сосредоточение, чтобы устоять на ногах и как-то обуздать взбесившиеся органы чувств.

– Неплохо,– сказал Зимородинский, наблюдая, как его ученик, широко расставив ноги, сражается с собственным вестибулярным аппаратом.– Сейчас – неплохо, а вообще – полное дерьмо.

– Ты меня поймал! – сердито проговорил Ласковин.

Стены зала перестали выплясывать брейк, но голова еще кружилась, и колени подрагивали, гася ложные импульсы «вздрагивающего» пола.

– Я – поймал. И он – поймает. Зимородинский покачал головой.

– Другого я не подпущу! – заявил Андрей. И, поддавшись любопытству, спросил: – Как ты это сделал?

– Вот,– с одобрением произнес Вячеслав Михайлович,– первый проблеск разума. Нет, Ласка, я не скажу тебе как. Все равно не осилить. Но, учитывая то, что я уже слышал про этого Лешинова, кое-какие безделки придется тебе показать. Иначе скушает он моего лучшего ученика. Закружит, как лешак,– он усмехнулся,– глупого мужика. И скушает.

Ласковин, однако, сейчас был не расположен к шуткам и аллегориям.