Приговор воров - Серегин Михаил Георгиевич

– Я? – Григорий даже обиделся. – Какой же я пьяный? Я выпимши. Ты меня еще пьяным не видел… Вот Паганини точно – прямо как трезвый. А пьет побольше, чем я…

– Все-таки ты поосторожнее с расспросами своими, – попросил его Николай.

– Будет сделано, – заверил Григорий. – Вот… почти пришли уже.

Старинный двухэтажный дом – каменное прямоугольное строение, высота и длина которого были примерно равны – возвышался перед ними, как дурное предзнаменование.

«Как только все это закончится, – решил Щукин, – на пушечный выстрел не подойду к этому проклятому дому. Ну и вонь».

Тут он вдруг вспомнил про Рустама, и у него больно защемило сердце. Какое-то предчувствие…

– Подожди-ка, – попросил он Григория, когда они достигли лестницы, ведущей в темный коридор дедовой квартиры.

– Что случилось?

Щукин быстро откупорил зубами одну из бутылок и сделал чудовищный глоток. Портвейн сразу же мягко ударил в голову.

– Давай, давай, – подбодрил его Григорий, – тебе это нужно сейчас. Чтобы запаха не чувствовать – вонь у Паганини та еще. На то он и Паганини.

Щукин глотнул еще несколько раз. Потом бутылку у него отнял Григорий и в два длинных глотка прикончил ее.

– Хорошо, – удовлетворенно заявил он, швыряя бутылку через плечо, – бодрит…

После портвейна войти в смрадное жилище деда Паганини для Щукина было не так страшно.

* * *

Дед Паганини поднялся им навстречу из-за стола.

– Ждал вас, ждал, – обиженно проговорил он, – а вы все не идете… Вздремнул маленько…

– Поспал дед, – с досадой щелкнув языком, прошептал Григорий, – теперь свеженький. А я вот не спал совсем. Сколько – двое суток уже… Третьи пошли, кажется… Или спал? Не помню. События больно круто разворачиваются, только с зоны откинулся – и на тебе. Как бы обратно не загреметь…

Дед Паганини не показался Щукину пьяным. Движения его были точны и осмысленны. Он одним махом руки освободил стол от клочков газеты с остатками нехитрой закуски и поставил перед вошедшими два стакана. Себе же он достал с полки огромную алюминиевую кружку.

Щукин сел за стол и оглядел комнату деда Паганини.

Она была совсем крохотная. Из мебели в ней присутствовали почерневший от времени стол, несколько табуреток и маленькая полка, на которой только что стояла дедова кружка, – больше ничего на полке не было.

Незамысловатый интерьер дополняло невероятное множество пустых бутылок, которые покрывали пол так густо, что приходилось постоянно смотреть себе под ноги, чтобы не наступить на одну из них.

Казалось, дед Паганини не сдавал их не потому, что не нуждался в дополнительных средствах, а просто не успевал. Уж очень быстро они, наверное, накапливались.

Во всяком случае, Щукин с Григорием добавили к дедовой коллекции что-то около полутора десятков.

Окон в каморке деда Паганини не было вовсе. С потолка свисала голая электрическая лампочка на перекрученном шнуре.

– Тебя, парень, как зовут? – обратился Паганини к Щукину.

– Колян его зовут, – ответил за него Григорий.

– Колян, – подтвердил Щукин.

– Давай, Колян, за знакомство выпьем, – предложил дед Паганини. – Как меня зовут, этот балабол тебе сказал уже, наверное…

Желтым ногтем он легко сковырнул пластмассовую пробку с бутылки и разлил весь без остатка портвейн.

Все выпили.

– Гришка вроде говорил… – дед внимательно посмотрел на Щукина нисколько не пьяными глазами, – что ты как будто из ментуры?

– Нет, – твердо ответил Щукин, – не из ментуры.

– Не мент он, – снова вылез Григорий, – я точно знаю. И не говорил я такого. Ты, дед, на понт его не бери. Не мент. Я уверен. Да я с ним с давних пор знаком, корефан мой…

– Верю, – легко согласился дед Паганини, – отчего не верить… Давайте за это и выпьем!

– За что? – не понял Григорий.

– Какая разница? – усмехнулся дед.

«Действительно, какая разница? – подумал Щукин. – Перед глазами у меня уже основательно плывет. Что же это такое? Если в таком темпе мы продолжать будем, я скоро свалюсь. А не надо бы. Хитрый какой-то дед. Странный. Надо бы его выяснить. Да как тут выяснишь, если он пьет и не пьянеет совсем. А мои нервы после всех этих событий уже не очень-то».

Дед Паганини поставил на стол вторую бутылку портвейна. Она была уже открыта. Когда дед успел ее откупорить, Щукин и не заметил.

Дед Паганини снова разлил по стаканам весь портвейн без остатка, и они выпили. Пустую бутылку, как и предыдущую, дед, не глядя, швырнул куда-то в угол.