Сваха для монаха - Калинина Дарья Александровна

Маруська нового гостя пугать не стала. То ли поняла, что это бесполезно, не испугается и не уйдет. То ли увидела в нем слишком опасного врага, с которым связываться себе дороже.

— Майор Голышев, — прочитала тем временем Катька, внимательно изучив врученные ей корочки. — Вениамин.

— И что вы хотите от нас, Вениамин?

— Я занимаюсь делом Владимира Сухоручко! — внушительно произнес мужчина.

Подруги неприятно изумились. Быстро же вести разлетаются по округе! Владимира убили всего несколько часов назад, а вот уже, пожалуйста, кто-то расследует его смерть. Хотя странно, смерть Сухоручко расследует их бравый капитан. А при чем тут Вениамин? Или его прислали на подмогу капитану? Что же, отличная идея. По мнению подруг, капитан не выглядел достаточно компетентным, чтобы заниматься подобными серьезными расследованиями.

— Вы не поняли, — покачал головой Вениамин. — Меня не интересует смерть Сухоручко. Вернее, интересует, но только с моей собственной позиции.

Подруги изумились еще больше. О чем толкует этот странный человечек?

— Присядем, — велел им Вениамин. — У меня есть к вам серьезный разговор.

И когда подруги послушно присели, он неожиданно спросил у них:

— Скажите, вы ведь не убивали Владимира?

Девушки дружно затрясли головами. Нет, не убивали!

— Так я и думал, — с облегчением кивнул Вениамин. — Но все равно, без вашей помощи мне не обойтись. Вы ведь не все рассказали нашему деревенскому капитану?

— Не все? — удивленно переспросила Катька. — Что же мы ему не рассказали?

— Вы ведь общались с Сухоручко перед его кончиной? Он называл при вас какие-нибудь имена? Нет? А о своей работе не рассказывал? Тоже нет? Хм! Ну, а про то, что ему грозит нешуточная опасность, не жаловался?

Увы, на каждый вопрос подруги отрицательно мотали головами. Ничего им Владимир не говорил. И вообще, несмотря на кажущуюся открытость, что-то заставляло подруг усомниться в откровенности художника. Да и с какой стати ему было с ними откровенничать? Ведь они только сегодня познакомились!

— Это ничего не значит, — покачал головой Вениамин. — Практика показывает, что откровенней всего люди ведут себя именно с незнакомыми или, во всяком случае, малознакомыми им людьми.

— Ну да! Эффект «дорожного попутчика»!

— Так говорил вам Владимир о грозящей ему опасности?

— Нет, — покачала головой Мариша, а Катька добавила:

— А вы откуда знаете, что она ему грозила?

Вениамин кинул на подруг грустный взгляд и тяжело вздохнул.

— Ладно. Раскрою вам тайну. Владимир был совсем не тот человек, за кого себя выдавал.

— Не художник?! — ахнула Катька, в голове которой немедленно ожили все ее страхи.

Знала ведь, что нельзя доверять первому впечатлению! И вот, пожалуйста, художник вовсе не художник. А может быть, и Евгений вовсе не модельер. Как известно, скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты сам. И если они с Владимиром были такими уж друзьями-приятелями, то и Евгений может быть совсем не тем, кем представился подругам. Ай, ай! Беда, наказание! И что за кавалеры пошли такие неустойчивые?!

— Насчет вашего Евгения ничего не скажу, — покачал головой Вениамин. — Не знаю про него ничего. А вот Владимир был совсем не тем человеком, за которого вы его принимали.

— Не художник?!

— Что вы заладили? Художник он. Вот за его художества его и ищут.

— Кто ищет?

— Люди.

— Плохие? — затаив дыхание, спросила Катька.

— Да уж для Владимира встреча с ними не принесла бы ровным счетом ничего хорошего.

— А что за люди?

— А чем им насолил Владимир?

Вениамин снова вздохнул. Впутывать подруг в эту историю ему явно не хотелось. Но они не отставали.

— Пока не объясните, в чем провинился Владимир, не скажем, о чем мы с ним в тот вечер беседовали.

Видимо, Вениамин возлагал на откровенность подруг большие надежды, потому что, несмотря на явную неохоту, он все же заговорил.

— Владимир Сухоручко был с юности талантливым художником, — приступил Вениамин к своему рассказу издалека. — Очень талантливым. Но, подобно многим талантливым людям, он не обладал строгими моральными устоями и пустил свой дар… ну, скажем так, не на благое дело.

Свою карьеру Сухоручко начал в архивах заштатного музея. Ему как молодому художнику ничего лучшего не светило, как подмазюкивать чужие картины, требующие реставрации. Но Сухоручко еще на студенческой скамье проявил удивительный дар копииста. Его картины были ничем не хуже, но при этом и не лучше самого оригинала. Они в точности повторяли композицию, светотень, выражение лиц и мельчайшие детали полотна.

К своему хобби Сухоручко относился весьма пренебрежительно. Что за работа — перерисовывать чужие полотна? Но все изменилось после того, как к нему в один прекрасный день пожаловал пожилой благообразный господин в сером с серебристым отливом костюме. И, вытирая вспотевшую розовую лысину, заявил:

— Молодой человек, у меня есть к вам одно предложение!

Если бы Сухоручко потом в будущем спросили, как, по его мнению, выглядит дьявол, он бы ни минуты не колебался с ответом. Дьявол мог выглядеть только так — кругленьким, лысым и совершенно безобидным. Именно так выглядел господин Петякин, пожаловавший в гости к художнику. И, несмотря на кажущуюся невинность предложения господина Петякина, молодой художник насторожился.

— Зачем вам понадобилась моя копия «Плачущей невесты»?

«Плачущей невестой» в музее называли портрет молодой девушки, сидящей перед зеркалом в обществе подружек и примеряющей свадебную фату. Несмотря на веселье окружающих ее девушек, лицо самой невесты было грустным, а в глазах стояли настоящие слезы.

При взгляде на нее невольно думалось, что ее замужняя жизнь вряд ли будет счастливой. Замуж она выходит явно без любви. И не по собственному желанию, а по принуждению злобной мачехи, чья злорадная физиономия высовывалась из-за двери. И даже старичок отец, маячивший на заднем плане, не мог изменить судьбы дочери. Он был явно полностью под каблуком у жены. И добровольно приносил свою дочь в жертву, отдавая замуж против воли.

Лично сам Сухоручко эту картину недолюбливал. Тем не менее полотно принадлежало кисти великого мастера конца девятнадцатого века. И потому считалось жемчужиной коллекции заштатного музея.

— А я вам скажу! — резво ответил господин Петякин. — Я хочу иметь эту картину для своего собственного удовольствия. Верней, не совсем для моего, а скорей для удовольствия моей жены. Но вы же понимаете, если довольна жена, то и мужу кое-что от ее хорошего настроения перепадет.

И, забавно захихикав, он тут же сменил тон и деловито спросил:

— Так что? Вы мне поможете осуществить маленький каприз моей жены?

И Сухоручко согласился. Предложенный гонорар он счел более чем щедрым. А работать с картиной у него была отличная возможность. Пиши хоть целыми часами.

Он выполнил работу в условленный срок. Обменял деньги на картину и остался доволен. Господин Петякин не обманул его и заплатил сполна. Только он зачем-то заставил молодого художника написать расписку в получении у него денег. Это Сухоручко не понравилось. Но как тут поспоришь? В конце концов, деньги ведь он получил? И господин Петякин мог потребовать у него эту расписку.

— Во избежание недоразумений в будущем, — загадочно улыбаясь, заявил он, пряча расписку в карман.

А в душе молодого художника возникло какое-то неприятное чувство, словно он угодил в ловушку, но еще сам об этом не подозревает.

Некоторое время все было тихо. А потом произошло то событие, которое в корне перевернуло всю жизнь Сухоручко. Придя утром на работу в музей, он был неприятно поражен обилием народу и милицейской машиной, которая стояла перед парадным входом.

— Ограбить нас ночью пытались! — с этим известием бросилась к Сухоручко старушка служительница.

Собственно говоря, штат музея был невелик. Всего несколько человек. Сигнализация была самая примитивная. И отключалась при прекращении подачи тока от электростанции. Собственного генератора электрического тока музей не имел. И всякий раз при прекращении подачи тока музей оставался практически открытым.

— Ночью ветер был. Дерево повалило на кабель. И сигнализация отключилась.

Конечно, при музее был сторож. Но Сухоручко знал, что это был за сторож. Всю ночь он либо мирно дремал, либо откровенно дрых.

— И что украли? — томимый нехорошим предчувствием, спросил он.

От ответа старушки смотрительницы у него немного отлегло от сердца.

— Ничего! — радостно возвестила она. — Бог уберег!

И все же Сухоручко решил лично убедиться. Он прошелся по залам музея. И входя в комнату, где висела «Плачущая невеста», внезапно остановился. Ноги словно приросли к потертому временем паркету. А губы художника беззвучно шевелились: