Золото гетмана - Гладкий Виталий Дмитриевич

Иван Гусак поднял вверх булаву, и гудевший, словно пчелиный улей, майдан мгновенно стих. Все знали – буйство закончилось, начались серьезные события. И теперь нарушителям порядка грозили плети или штраф.

– Позвольте, панове, поблагодарить вас за оказанное мне доверие, – начал новый кошевой. – Мне не хватит и всей моей жизни, чтобы его оправдать. Но я постараюсь…

«Старайся, старайся, – раздалось в ответ. – А то сам знаешь, что будет, если не в ту дуду начнешь дуть…»

– А теперь вот что скажу я вам, паны-товарищи. Беда пришла на Сечь. Она давно нас преследует – видно, такая наша судьба, да раньше никогда так плохо не было. Басурмане творят сплошные несправедливости. Перед походом калги-султана на Буджак азовские татары пленили около двух десятков наших братьев, которые ходили на реку Кальмиус по зверя. Хоть мы и просили хана освободить ни в чем не повинных казаков, он отказал нам в этом. Хан отобрал у нас крепость Кодак, всех ее жителей разогнал, саму крепость разрушил, а город отдал в полное владение полякам. До чего дошло – мы не можем даже молиться, как подобает православному люду, не имеем права строить храм, какой нам нравится! Хан запретил нам сооружать в Сечи постоянную церковь, а теперь уже начал покушаться и на нашу веру, пытается заставить принять мусульманский обряд.

По лицу Гордиенко, который стоял в толпе, спрятавшись за спины казаков, пробежала тень: он понял, куда клонит Гусак, и обеспокоился. Но что-либо предпринять был бессилен.

– Мы такого хотели, когда бежали сюда от русского царя? – вопрошал Иван Гусак. – У нас даже пушки басурмане забрали, а чем воевать? Прежний хан Каплан-Гирей подарил нам Кизикерменский перевоз через Днепр со всеми его прибылями, а новый недавно отменил и фирман на перевоз, и право добывать в лиманах соль, и возможность беспошлинно ею торговать. А теперь пришла другая, совсем уж черная весть – наших братьев на турецкие галеры хотят отправить. Ханы дерутся, а у казаков чубы трещат. Вот я и спрашиваю вас, запорожцы, будем мы и дальше терпеть такие надругательства?!

– Не будем! Хватит! Натерпелись! – забушевала толпа.

Кошевой властно поднял булаву; шум затих.

– Так что вы посоветуете, панове? – спросил он с неподражаемым коварством, заранее зная ответ. – Как нам дальше быть?

– В поход! Собираемся в поход! Нужно освободить наших товарищей! Смерть басурманам! Веди нас, батьку!

– Ну, как скажете, дети мои… – благодушно согласился новый кошевой, приглаживая свои пышные усы. – Ваше слово для меня – закон. Осталось выбрать наказного атамана – и с богом.

Наказным выбрали, как и следовало ожидать, Ивана Малашенко. Тут уже Кость Гордиенко не выдержал. Решительно выступив вперед, он сказал со свойственной ему безрассудной смелостью, благодаря которой и стал кошевым:

– Куда вы, дурни, засобирались?! Хан передавит вас, как блох! У него под рукой десять тысяч воинов! А если кинет клич, то и все пятьдесят наберет!

– А это уже не твое дело! – закричали казаки. – Лезь на печку, кости грей! Откомандовался!

– Тихо! – громыхнул своим пономарским басом Карп Сидоренко; наконец и он решил взять слово. – Что-то вы, паны-товарищи, расшумелись как лягушки на болоте?! Вам дело говорят. Не зная броду, не суйся в воду. Или хотите как можно быстрее присоединиться к тем, кто пошел с калга-султаном? Знайте же: если мы поднимемся супротив хана, Сечь сровняют с землей. Куда потом бежать будем?

Откуда появился Мусий Гамалея, никто не заметил. Он вырос возле кошевого словно из-под земли. Завидев всеми уважаемого старого характерника, казаки, которые после речи Сидоренко несколько притихли, и вовсе утратили дар речи; над майданом повисла густая, настороженная тишина, в которой каждое слово Мусия казалось расплавленным свинцом, льющимся в форму для изготовления пуль.

– И ты, Карп, и ты, Кость, и я, старый дурак, – все мы виноваты перед товариществом… – Глаза Гамалеи были страшными; черные, бездонные, они, казалось, пробивали казацкие груди как арбалетные болты. – Мы завели запорожцев в пропасть, повинуясь капризу человека, для которого родина – пустой звук, для которого власть и обогащение – смысл жизни. Мы пошли за Мазепой, надеясь на какие-то свободы. От кого?! Где в этом мире свобода?! Она была только у нас, в Сечи. А мы ее променяли на пустые обещания. Сами своими руками убили! Кого теперь винить? Вспомни, Кость, гетмана Орлика. Человека не нашей крови и не нашей веры. Он погубил цвет казачества. И ради чего?! Чтобы потом татары, которых Орлик привел на Украину, сожгли ее, опустошили, угнали десятки тысяч людей в ясыр. Где он теперь? Из-за границы грамотки в Сечь пишет… А казаки лежат в сырой земле!