Воля под наркозом - Серегин Михаил Георгиевич

Для окружающих человек, перепрограммированный подобным образом, выглядит точно так же, как и прежде. Или почти точно так же, за исключением некоторых мелких деталей. Но кто обращает внимание на это «почти»? Если даже кто-то что-то и заметит, то вряд ли заподозрит, что некий Сергей Иванович, к примеру, на самом деле уже не совсем Сергей Иванович, а ловкая его копия. Сам Сергей Иванович будет искренне считать, что он всегда был именно таким, как сейчас. Собственно, он таким и был. Почти таким. С той лишь разницей, что до «обработки» никакая сила не могла заставить его убить человека или передать кому-то секретную информацию. А теперь он сделает это и многое другое по первому требованию какого-то конкретного лица и даже задумываться не будет, зачем и почему он это сделал. Сделал, потому что должен был, и весь разговор.

Именно так должно было произойти и с Колесовым: сначала – выборочная «чистка мозгов», потом – конструирование новых черт личности; и вот он, Колесов, получайте обратно, – с виду такой же, да не совсем, только оболочка осталась. Хотя и думает вроде так же, и о «перепрограммировании», ясное дело, ничего не помнит, и своенравный такой же, как прежде, да только не во всем. Как всегда, любвеобильный, непостоянный, гениальный – такова уж его природа, этого без ущерба для личности не уберешь, вмиг рассыплется, как высотный дом, выстроенный без фундамента, – но в том, что касается бизнеса по штамповке совершенных машин, ни капли сомнения не испытывает, делает все, как ему говорят, да при этом считает, что это его собственные мысли и желания, что он сам так думает и всегда думал.

Катя едва слезу не пустила, давая «добро» на обработку Колесова, но понимала, что иначе нельзя, иначе коса найдет на камень и в тот же момент обломается. Тогда конец всему, не только прибыльному бизнесу.

Только вот накладочка вышла, когда работа требуется тонкая, она занимает от нескольких долгих часов до нескольких совсем уж бесконечных дней, так что волей-неволей приходится перерывы устраивать. И в первый же такой перерыв Колесов исчез. Ушел. Он даже не сбежал, сбегает тот, кто делает это осознанно, даже если не знает точно, от чего и куда бежит. А Колесова «промывка» хоть и лишила большинства человеческих качеств, некоторых навсегда, но, очевидно, всколыхнула, разбудила что-то звериное, глубоко заложенный природой инстинкт самосохранения. Вот и увел этот инстинкт Колесова подальше от «профессорской» дачи. Дверь в комнату, где он находился, даже не запиралась, так, прикрыта была. Ведь по всем прогнозам после проведенных мероприятий он должен был сидеть или лежать, бессмысленно уставясь перед собой, но никак не деру давать.

Но то ли господин Случай вмешался, то ли недоработали чего с новой методикой, только оглянуться не успели, а Колесова и след простыл. Уму непостижимо, как ему с дачи удалось выбраться. Поначалу Катя на пару с Еремой весь дом прочесали, думали, может, в угол куда забился. Потом обыскали двор и еще долго нарезали круги вокруг дачи, хотя понимали, что любимый начальник к тому времени должен быть уже где-то далеко.

Потом потянулись дни ожиданий, ведь Колесов ушел в чем был, переодевать его в плохонькую одежонку потребности не было, поэтому в голову никому не пришло. А хорошо одетый человек с умственными способностями амебы рано или поздно должен обратить на себя чье-либо внимание. Ерема ежедневно наводил справки в психиатрических клниках, благо, работа позволяла делать это без особых проблем. Однако дни шли, а новостей о Колесове не было никаких. Иногда Кате даже приходила в голову мысль, что Колесов каким-то чудесным образом сумел обмануть, обвести их вокруг пальца, а теперь затаился где-то и сидит, злорадно посмеиваясь. Разумеется, она понимала, что такой вариант совершенно невозможен: если словесной обработке, даже подкрепленной и усиленной медикаментозно, еще как-то при наличии определенных навыков и талантов можно попытаться противостоять – по крайней мере, она, Катя, рискнула бы, – то перед техническими методами обработки ничья психика не устоит.

Постепенно напряжение спало. Все пришли к единодушному выводу, что инстинкт увел Колесова в такие дали, откуда возврата нет. И тут объявился Ладыгин.

Катя не сомневалась, что реальной угрозы теперешний Колесов не представляет. Что-либо рассказать он просто не в состоянии. Но как только некоторым ответственным товарищам станет известно, в каком состоянии пребывает начальник секретного объекта – странно, что ПМ до сих пор об этом не знает; может, она не единственный его агент, который работает на два фронта, чтобы и волки сыты, и овцы целы, – сотрудников сразу же возьмут под особое наблюдение, вопросы начнут задавать неприятные. Кажется, все действительно идет к тому, что нужно в срочном порядке обрубать концы и сматываться. Но для этого надо обеспечить себе несколько спокойных дней. Так что Колесова в клинике все же придется навестить, своими глазами посмотреть, в каком он состоянии, чтобы иметь возможность просчитать самый худший вариант.