Прыжок в темноту - Троицкий Андрей

– Это где-то в Калмыкии, – сказал Мамаев. – Но куда повезли мужика с бабой, я не знаю. В кабину с Седых сел дружбан Воловика, который должен показать дорогу, еще два человека в залезли в кузов. Стерегли заложников и ящики. Но по всем прикидкам выходит, что «КАМАЗ» должен остановиться на ночь в этих краях. Поспать нужно, разжиться водой. Гриша сказал: если будет оказия, заеду к Машке Совковой. И там оставлю тебе записку. Чтобы знал, где меня искать мое тело. Похорони по-человечески – вот последняя просьба. Гришка знал, что из этого рейса живым не вернется. Вот поэтому мы и едем в Восток. Может, там найдем записку или что.

– А как же цепь, на которой ты сидел в подвале? – спросил Решкин. – И туберкулез, которую подцепил в сырости и холоде?

Мамаев насупился и промолчал.

– Нет никакого туберкулеза, – ответил за Мамаева Колчин. – А ноги в шелудивые, потому что насекомые покусали. А он начесал до волдырей. Якобы цепь ему натерла. А я сначала почти поверил в сказку о бедном рабе. Но потом вспомнил все события в хронологическом порядке. Ведь Мамаев мог напасть на меня там, в подвале, но не рискнул. Он не представлял себе расклада сил, не знал, что творится наверху. Когда пальба стихла, подумал, что живых в доме кроме него никого нет. Воловик и все его люди погибли. Значит, остается шанс все концы повесить на мертвых. Раба пожалеют и отпустят на все четыре стороны. Поэтому он так рвался улететь с хутора на вертолете.

– Как же вы узнали все это подробности?

– Мамаев и рассказал. Не стал дожидаться, когда я спущу с него портки и поднесу к члену горящую зажигалку.

– А почему вы решили, что этот Седых поедет на грузовике именно на юг? – допытывался Решкин. – Он может поехать на север, например, в Москву.

– Они махнут на юг, – ответил Колчин. – Воловик перед отправкой проговорился, что путь лежит именно туда. Да и человеческая логика подсказывает, что тащить заложников на север нет смысла, слишком рискованно. Гребнев не тот человек, чтобы броситься в этот омут. Если найдется записка от Седых, считай, что мы сорвали джек-пот.

– Но я кое-чего не понимаю, – начал Решкин.

Колчин махнул рукой, мол, сейчас не до разговоров. Машина свернула с дороги в степь, помчалась вперед, оставляя за собой высокий шлейф песка и пыли. Колчин выключил радио, так и не дождавшись милицейской сводки, сбавил газ. На горизонте показались приземистые постройки. Кое-как слепленные, беспорядочно стоящие хибары с плоскими крышами. Видимо, это и есть Восток.

– Зря в объезд махнули, – вздохнул Мамаев. – Только время угрохали.

– Мы заедем к этой Машке ровно на пять минут, – сказал Колчин, через плечо обернувшись к Решкину. – Ты беги на почту.

– Она работает когда как. Чаще всего – до шести вечера, – вставил Мамаев. – Потому что там почтальонша аккуратная. Ты успеешь, если все сделаешь быстро. Это на центральной площади, прямо по улице. Не ошибешься.

«Волга» въехала в поселок, остановилась перед домом, на который показал Мамаев. Саманный забор с калиткой, сбитой из некрашеных досок. Ни номера, ни названия улицы. Впереди такие же дома близнецы, на дороге ни души. Колчин залез в бардачок, пошарив в нем, вытащил карандашный огрызок и вчерашнюю районную газету. Другой бумаги не нашлось. Подложив колено, накарябал текст, адреса и номера телефонов. Вырвав из газеты клок, вложил бумагу его в ладонь Решкина. Расстегнул портмоне капитана Урузбекова, сунул в руку пару купюр.

– Отобьешь две телеграммы, – сказал он. – Одну в Москву, другую в Астраханское управление ФСБ. Или позвонишь по междугороднему телефону и прочитаешь текст телеграммы. Хочу, чтобы ты понял: если все получится с телеграммой, за ними вышлют вертолет. Он появится здесь часа через полтора. К этому времени мы, возможно, уже будем знать, где находится твой Сальников с женой. Понял? Никакой связи с внешним миром у нас нет. Только эта клятая почта. Если не успеешь или не сможешь отбить телеграмму или позвонить, у нас мизерные шансы дожить до утра. Понял?

– Я что, совсем тупой?

Решкин вылез из машины, хлопнув дверцей, со всех ног помчался вверх по улице. Так рванул, что только ветер засвистел в ушах.

***

Колчин толкнул дверь и вошел в комнату. Худая простоволосая женщина в застиранном халатике, сидя за столом у окна, выходящего на задний двор, перебирала рис. В углу на тумбочке пищал радиоприемник, в люльке у стены беспокойно ворочался младенец. Женщина поднялась, вытерла фартуком руки, заложила ладони за спину и почему-то отступила на шаг, к самой стене. В глазах застыл плохо скрытый страх.