В лесной глуши - Фуэнтес Эухенио

– Можно посмотреть на этот значок?

– Да.

Лейтенант открыл ящик стола и извлек оттуда прозрачный пакетик. Купидо осмотрел рисунок через полиэтилен: внутри круга с красным запрещающим знаком на зеленом фоне виднелась надпись МУРУРОА, над которой было изображено море и атолл, в центре которого поднимался ядерный гриб.

– Когда вы отправляетесь? – спросил лейтенант, принимая из рук Купидо пакетик.

– Завтра.

– Буду ждать от вас новостей, – сказал Гальярдо. Он поднялся с кресла, обошел стол и проводил сыщика до двери кабинета. Потом протянул руку, и они обменялись коротким и энергичным рукопожатием.

Купидо покинул это место, закрытое для внешнего мира. И если страх исчез, то оставалось тайное недоверие. Он подумал, что лейтенант искренне предложил ему договориться, но только в виде исключения, продиктованного обстоятельствами и взаимным интересом. В целом найти с ним общий язык будет трудно. Его отличали строгое понятие дисциплины и ощущение принадлежности к спаянному клану, управляемому нерушимыми законами, к которому Купидо, с его чувством независимости, принадлежать никогда не захотел бы. Правда, совершенствуясь в своем ремесле, он научился извлекать пользу из такого сотрудничества.

Перед тем как пойти к себе, сыщик зашел в казино. Девушка погибла три дня назад, и событие все еще должно было будоражить умы и быть главной темой всех разговоров. Там он, конечно, найдет Алькалино, и тот поделится с ним различными гипотезами – самыми фантастическими и самыми разумными, самыми несообразными и самыми правдивыми, – какие только местные жители могут себе вообразить. Среди множества имен, которые сорвутся с его языка, возможно, будет одно правильное, будет какой-то достоверный факт – то, что видел какой-нибудь пастух или охотник, упрямо не желающий говорить с полицией, или водитель, случайно оказавшийся у отеля в субботу утром.

Казино занимало первый этаж старого нежилого дома, верхние окна которого выходили на главную церковь городка. Основанное Обществом друзей страны^[4], оно в течение века было самым престижным местом, где, чтобы сыграть партию в домино, собиралась местная буржуазия, но теперь его столы art deco, с алебастровым покрытием и ножками из кованого железа, украшенными витиеватым рисунком, почти все были свободны. Глубокие встроенные шкафы, где под слоем пыли покоились сотни книг, не открывались даже уборщиками. И дальний, отдельный зал с более низкими и простыми потолками, выходивший в сад с тремя пальмами и платанами, зал, приспособленный в начале семидесятых постаревшими владельцами для своих длинноволосых сыновей с привычками, непонятными старикам, приготовленный в надежде на то, что сыновья если и будут развлекаться иначе, то хотя бы унаследуют привязанность к традиционному месту развлечений, – даже этот зал был тотчас же покинут новым поколением, которое искало другого освещения, других обоев на стенах, – они хотели сидеть развалившись, чего не позволяли строгие стулья казино. Только по вторникам, когда проводились собрания так называемой Торговой биржи – название слишком пышное для встречи трех десятков местных скотовладельцев с четырьмя-пятью посредниками, тайно сговаривающихся сбить цены на скот, – казино обретало жизнь, непривычную для него в остальные дни недели.

Алькалино играл в домино с тремя мужчинами пенсионной внешности. Всегда внимательный к тому, что происходит вокруг, он увидел вошедшего Рикардо и жестом велел ему подождать. Детектив сделал заказ и удостоверился, что здесь все еще подают лучший кофе в городе: смесь, куда добавлена очень точная доза кофе, обжаренного с сахаром – по-португальски. Немного погодя Купидо увидел, как Алькалино взял со стола несколько монет, уступил свое место следующему игроку и направился в его сторону.

– Вот у кого теперь деньги, – сказал Алькалино, кивнув назад через плечо. – Все изменилось. Сегодня старики содержат молодых.

Купидо улыбнулся. Его приятель не изменился, он болтал бы, даже оказавшись под водой. Поэтому он к нему и пришел.

– Ты ко мне? – поинтересовался Алькалино.

– Да.

Они прекрасно дополняли друг друга: неустанная болтовня и необычные теории Алькалино всегда хорошо уживались со способностью слушать, отличавшей Купидо.

Алькалино был очень смуглый, маленький, нервный, с неровными зубами и живыми глазами под короткими ресницами, будто сожженными его горящим взглядом. Все звали его Алькалино^[5], потому что он никогда не выдыхался. Он мог пить хоть купорос, ничто не свалило бы его с ног. Он мог не спать три дня, не выказывая усталости. Он мог говорить неделю, и у него не иссякали слова, а собеседники – что еще удивительнее – не умирали со скуки. Он имел мнение обо всех и обо всем, что видел, но своих суждений не навязывал. О нем говорили – иногда с восхищением, иногда со страхом или ненавистью: он знает все, что происходит в Бреде, и помнит всех, кто приезжал и когда-либо жил в городе. Он не скрывал своей симпатии к коммунистической партии, членом которой являлся вот уже много лет, и тем не менее очень уютно чувствовал себя в традиционной и декадентской атмосфере казино.