Дочь самурая - Сильвен Доминик

Ингрид ответила, что он ошибается и ей хотелось бы поговорить с Диего Карли.

— Это я. — Медбрат поднял голову. Глаза темные, как и волосы, акцент, несомненно, испанский. Так это из-за него, такого сосредоточенного и спокойного, Алис выбросилась из окна?

— Меня зовут Ингрид Дизель и… я пришла по поводу Алис Бонен, — продолжала она, ожидая, что ее вот-вот выпроводят.

Но он лишь пристально посмотрел на нее, затем выражение его смягчилось, и он попросил ее обождать в коридоре. Она торопливо вышла. От вида мадам Моде, запахов, неонового освещения ее затошнило. Ингрид заставила себя сделать несколько дыхательных упражнений. Но всеобщая беготня, как на пожаре, не дала ей сосредоточиться. Мимо торопливо пронесли окровавленного человека, Ингрид вытаращила глаза и тут же зажмурилась. Когда она снова открыла глаза, апокалипсическое видение исчезло. А на нее с легкой улыбкой на губах смотрел Диего Карли.

— Ты не журналистка и не полицейская, Ингрид Дизель, иначе ты бы так не бледнела. Ты была ее подругой? Странно, она мне никогда о тебе не говорила.

Ингрид, уже привыкшую к европейским обычаям и даже к тому, что манера общаться становится все более свободной, тем не менее удивило обращение на «ты». И взгляд тоже — чуть более пристальный, чем следует.

— Я подруга ее отца.

— Он, должно быть, ненавидит меня, это естественно. Мне нечем гордиться. Я собирался навестить его. Что ты посоветуешь?

От манер медбрата ей было почти так же не по себе, как от окружающей обстановки.

— Прежде чем давать советы, мне хотелось бы разобраться самой.

— Я тогда только-только пережил любовную драму и чувствовал себя одиноким. Алис бросилась мне на шею. Если бы я мог все исправить… Но жизнь не повернешь назад.

— Может, продолжим этот разговор где-нибудь еще?

— Не стоит беспокоиться. Вся больница Святого Фелиция в курсе.

— Уже?

— Приходил комиссар. Дерганый коротышка, обросший бородой.

Ингрид не стала распространяться о немыслимом Жан-Паскале Груссе. Теперь Садовый Гном занял место Лолы во главе комиссариата на улице Луи-Блан, а широта его ума равнялась двум с половиной микронам.

— Но каким образом он так быстро мог узнать о твоих отношениях с Алис?

— У нее в квартире нашли мои снимки. Снятые телекамерой возле больницы. Лейтенант Бартельми, на мой взгляд, более проницательный, чем его начальник, сразу установил связь. Тогда я ему рассказал.

— Рассказал о чем?

— О своих неприятностях.

— Каких неприятностях?

— Отец Алис, видно, не знал о домогательствах, к которым прибегала его дочь.

— Домогательствах?

— Да, как у вас в Америке. Ты ведь оттуда, не так ли?

— Yeah, но продолжай.

— Сначала были звонки посреди ночи, номер моего мобильника и электронный адрес оказались на порносайтах геев, дверную скважину залили клеем. Потом весь дом был завален огромными воздушными шарами с надписью «Диего, ты меня не стоишь». К счастью, соседи только посмеялись. После ко мне в квартиру вломились и наклеили новые обои с ангелочками и сердцами, пронзенными стрелами. А мою «веспу» перекрасили в розовый цвет.

— Ты не шутишь?

— В Алис было много хорошего, ее смерть меня очень огорчила, но она была loca,^[3] что правда, то правда.

— Ты пытался ее урезонить?

— Конечно. Она изображала святую невинность. Жизнь и так у всех у нас не сахар, но она решила, что этого мало и стоит добавить. Чем больше, тем лучше. Я даже подумывал переехать. Но квартира на набережной Жемап для медбрата отделения скорой помощи в больнице Святого Фелиция — предел мечтаний.

Папаша Динамит признавал, что у них с дочерью кабаний норов. И что после разрыва с Диего Алис налегала на спиртное и эксцентричные выходки. Да и идальго, похоже, говорил искренне.

— Теперь меня домогаются полицейские, — продолжил он философски. — Я старался помочь следствию, но нервный коротышка комиссар засыпал меня вопросами и угрожал задержанием.

— Груссе думает, что это не самоубийство?

— Ты обратила внимание, что она была переодета в Бритни Спирс?

— Конечно, обратила. Равно как и несколько миллионов телезрителей.

— Дело в том, что в тот день никакого приема в «Астор Майо» не предполагалось. Никто из постояльцев не обращался в «Праздник, который всегда с тобой». Вот комиссар и подозревает, будто я помог Алисе выпрыгнуть. К тому же у меня был выходной, и я сидел дома один.