Сезон мошкары - Блант Джайлс

49

«Наш хлеб — это знакомства», — говаривал его шеф Кендалл. И Кардинал сейчас проверял истинность этого положения. Он проработал десять лет в полиции Торонто и теперь использовал все мыслимые источники информации, какие только мог придумать.

Делорм, со своей стороны, в Торонто старалась проводить как можно меньше времени. Но неотъемлемое свойство работы в полиции — это необходимость постоянно учиться: овладевать новыми методами ведения следствия, сбора улик, судебно-медицинской экспертизы, психологических исследований, налаживания связей с агентами. Всевозможным хитростям и уловкам тут нет числа, и копы с удовольствием их используют, чтобы и они помогали расширению контактов.

Так что общими усилиями Кардинал и Делорм ухитрились собрать неплохое досье на человека, чья фамилия еще несколько часов назад ничего им не говорила.

Тони Глейзер, полицейский, осуществлявший надзор за условно осужденными, так отозвался о нем:

— Реймонд Белтран? Был такой у меня лет пятнадцать-шестнадцать назад. Не то четырнадцати, не то пятнадцати лет, условно осужден за то, что проломил лопатой голову одному парню. Для условно осужденного, можно сказать, вел себя идеально — аккуратный, точный, соблюдал все правила. Ему было положено продолжать ходить в школу. Он и ходил. Каждый день от девяти до трех тридцати. Вместе с другими. Посещаемость все два года отличная.

Спокойный, вежливый, отвечал на все вопросы, которые ему задавались. Признаков враждебности не проявлял. Единственное, что можно отметить, — неразговорчивость. На вопросы отвечал односложно, как можно короче. Иногда сопровождал это кивком или покачиванием головы для пущей наглядности.

И дисциплина у него была отличная, по крайней мере когда надзирал за ним я. В общем, никаких нарушений, но, правда, кое-что меня настораживало. Например, однажды на прогулке нам встретилась женщина с кошкой на плече. Я упомянул, что и у меня дома есть кошка. И Реймонд спросил меня: «А внутренности кошки вы когда-нибудь видели?» Я, естественно, ответил отрицательно, и он сказал: «А я видел». Не знаю, как тебе, меня такое замечание смутило.

Когда я спросил, каким образом он мог их видеть, он сказал, что они препарировали кошку на уроке биологии. Я ему не поверил. Во-первых, в школе если препарируют, то лягушек и головастиков. А во-вторых, в его классе еще не было биологии.

Когда я сказал ему, что его двухгодичный условный срок скоро оканчивается, он ответил: «Да, два года. Не знаю, почему мне дали два года за то, что стукнул по башке этого Бобби Блэкмора. Я делал вещи и похуже, и никого это особо не волновало». — «Какие, например?» — поинтересовался я. Но он замкнулся, и больше из него нельзя было ничего вытянуть. На таких, как он, достаточно бросить взгляд, и сразу ясно, что с парнем что-то неладно. Что-то у них отсутствует. За такими, как Белтран, нужен глаз да глаз, вот что я вам скажу. А если вам подробнее информация требуется, обратитесь в Общество по оказанию помощи детям-католикам. Мать у него была ужасная, скажу я вам.

У Делорм была знакомая в органах социальной защиты, некто Сандра Мейхью, с которой она когда-то, еще в 90-х годах, вместе участвовала в конференции под названием «Женщины и уголовное право». Мейхью была активисткой торонтской социальной службы и за десять лет много чего повидала.

Она многое поведала о Глории Белтран и ее сыне.

— Но ссылаться на эти сведения нельзя, Лиз. Сообщаю вам их, просто чтобы вы имели общую картину его прошлого. Использовать меня в качестве свидетеля вы не можете.

— Я знаю, — сказала Делорм. — Просто мы трудимся не покладая рук и хватаемся за все, что можно.

— Давайте сперва я расскажу вам о Глории. Она эмигрировала с Кубы, профессии не имела, существовала за счет одного наркодилера, убитого вскоре после ее переезда в нашу страну.

Однажды я нагрянула к ней без предупреждения, как нам и полагается делать. Она долго спрашивала, кто это, не впуская в дом, а потом я увидела парня. Он торопился и на ходу застегивал штаны. Было совершенно ясно, что я прервала их занятия любовью. А рядом, в уголке гостиной, сидел и как ни в чем не бывало смотрел телевизор Реймонд. То есть Глория, как женщина вконец испорченная, была даже не способна понять предосудительность своего поведения.

Реймонд тоже, видимо, считал это делом обычным. На следующий день я с ним беседовала, и он искренне недоумевал, из-за чего, собственно, поднят шум. У нас имелось постановление о передаче его под государственную опеку, но Реймонду тогда уже исполнилось пятнадцать. Передавать его в приют на несколько месяцев не имело смысла.