Первое дело слепого. Проект Ванга - Воронин Андрей

Он снова посмотрел на Кушнерова. Господина главного редактора, как и его подчиненного, Баркана, поджидала та же участь. Они были опасными свидетелями, и от них следовало избавиться. И лучше всего – их собственными руками. Ну, например, Баркан проломит своему шефу башку колуном, а потом пойдет и повесится в сортире. Не слишком изящно, зато ни у кого не возникнет подозрений в адрес Б.Г. Такие трагедии на бытовой почве происходят каждый день десятками, и никто не ищет их причины в постгипнотическом внушении. Главное – не просчитаться со сроками. Препарат, которым заряжены шприцы, перестает действовать в течение трех – семи недель, в зависимости от особенностей организма. И если не подвергнуть определенные участки коры головного мозга резонансно-волновому воздействию, по истечении этого срока к пациенту неизбежно вернется и память, и способность полностью контролировать свои действия…

Кушнеров вдруг встрепенулся, подался вперед и забарабанил костяшками пальцев по стеклу звуконепроницаемой перегородки. Стекло с характерным жужжанием поехало вниз, и в щели показалась физиономия Хохла. В салон сразу потянуло чесночным духом.

– Остановите, – сказал Кушнеров. – Приехали, больница.

Хохол перевел взгляд на хозяина. Грабовский кивнул. Коротко прошуршав шинами по усеянному мокрой желтой листвой асфальту, лимузин остановился. Вместе с ним остановились несколько случайных прохожих, воображение которых было поражено зрелищем этого сверкающего хромом и черным лаком невиданного заграничного чудища. «Чертова дыра», – подумал, выбираясь из машины, Борис Григорьевич. Впрочем, его лимузин привлекал к себе внимание даже в Москве, а здесь, по крайней мере, было гораздо меньше шансов быть узнанным.

– Ждите в машине, – сказал он Кушнерову.

Главный редактор кивнул с такой готовностью, словно ему уже вкатили полную дозу препарата «зомби». Грабовский усилием воли не дал лицу скривиться в презрительной гримасе. Пройдя через никогда не запиравшуюся калитку, Борис Григорьевич зашагал по дорожке через больничный парк в сопровождении гориллоподобного Кеши.

Глава 18

Было время послеобеденных визитов, порядки в этой захолустной больнице царили самые демократичные, и на своем пути к палате номер семь Борис Григорьевич не встретил никого из медицинского персонала. Лишь в коридоре второго этажа мелькнул в отдалении, сразу же скрывшись за углом, мятый белый халат одной из здешних санитарок. Попадавшиеся навстречу больные смотрели на непривычно, со столичным лоском одетых посетителей с ленивым любопытством людей, которым нечем себя занять, помимо сплетен и обсуждения собственных недугов. Дух в коридоре стоял неприятный, затхлый; пахло лизолом, карболкой, несвежим бельем, сырой штукатуркой и мышиным пометом – словом, нищей провинциальной больницей. Невольно морщась от этого давно ставшего непривычным запаха, Борис Григорьевич с уверенным, хозяйским видом прошагал по скрипучим, подающимся под ногами половицам и остановился перед дверью, на которой сквозь напластования бугристой масляной краски едва виднелась рельефная жестяная семерка. Кеша шагнул мимо него к этой двери, открыл, заглянул в палату и отступил, давая хозяину пройти.

Грабовский вошел. Палата представляла собой узкий пенал с до половины выложенными потрескавшимся белым кафелем стенами. Вдоль стен, изголовьем к расположенному напротив двери окну, стояли две кровати, прямо под окном расположились тумбочки, а в ногах той кровати, что стояла слева, прямо из стены торчал водопроводный кран с ржавой эмалированной раковиной под ним.

Оба обитателя палаты были на месте. Лицо одного из них, одетого в бесформенную и заношенную до последнего мыслимого предела больничную пижаму, было Грабовскому знакомо по фотографии, что лежала у него в кармане; второй, в спортивном костюме «Адидас», надо полагать, являлся корреспондентом «Горожанина» Игорем Барканом. Лицо у корреспондента было молодое, наглое и не свидетельствовало об избытке интеллекта.

– Выйдите, – без предисловий скомандовал ему Грабовский.

– Простите, – начал корреспондент тем особенным, вызывающим тоном, каким обычно затевают свару, – что значит… – Он вдруг осекся и посмотрел на Бориса Григорьевича уже совсем другими глазами. – Ба! Да ведь вы же Грабовский, верно? Вас вызвал шеф? Ай да шеф! Я бы до такого не додумался. Послушайте, я просто обязан задать вам несколько…