Чему не бывать, тому не бывать - Хольт Анне

— Мирча Элиаде. — Он покачал головой и вернул книгу на место. — Не повезло великому румыну! Его философские работы читает сестра Ингер Йоханне. Фрекен Хайнербак я никогда в этом не подозревал.

— А вот тут куча детективов. — Зигмунд Берли указывал на полку у кухонной двери.

Ингвар изучил названия. Здесь было все: гранд-дамы английской литературы и самоуверенные американцы-восьмидесятники. Иногда встречались французские имена; судя по серым стилизованным обложкам, на которых были изображены большие машины и оружие, они были напечатаны в пятидесятых годах. Классики, Чандлер и Хэммет, в роскошных американских изданиях, стояли рядом с почти полным собранием норвежских детективов за последние десять лет.

— Это могут быть книги жениха? — спросил Зигмунд.

— Он только недавно переехал, а книги здесь стоят уже давно. Я вот думаю, почему она... никогда ничего об этом не рассказывала?

— О чем? Что она читает?

— Да. Я прочел сегодня целую пачку интервью, и все они выставляли ее ужасно неинтересным человеком. Политиком, заинтересованным только в совершенно банальных вещах, равнодушным к философии и культуре. Особенно в этих... — Ингвар нарисовал в воздух квадрат. — Ну... колонках, они так называются? Такие маленькие статьи в рамках, со стандартными вопросами. Она никогда не говорила ничего... об этом. — Он показал на полки. — Газеты, говорила она, когда у нее спрашивали, что она читает. Пять газет ежедневно — и ни на что другое не остается времени.

— Ну, может быть, книги она читала раньше. А потом перестало хватать времени. — Зигмунд отправился на кухню и оттуда позвал: — Иди сюда, посмотри!

Кухня была обставлена странной смесью старых и новых вещей. Ингвар открыл крышку старого, наверняка еще послевоенного настенного шкафа, и она легко скользнула по современному рельсу из пластмассы и металла. Раковина да, пожалуй, и вся сантехника, вполне могла встретиться в фильме тридцатых годов. Синие и красные надписи на фарфоровых ручках, сообщающие, где горячий, где холодный кран, стерлись до такой степени, что почти не читались. Столешница была темной и матовой.

— Асбестоцемент, — сказал Ингвар, стуча костяшками пальцев по поверхности стола. — Она решила отреставрировать старые вещи, применяя элементы нового.

— Красиво, — неохотно признался Зигмунд. — Это ведь сейчас очень модно, правда?

— Да. И дорого.

— Сколько они там зарабатывают в парламенте?

— Для такого ремонта недостаточно, — ответил Ингвар и ущипнул себя двумя пальцами за переносицу. — Когда здесь была полиция?

— Сегодня утром, часов в семь. Ее парень, его зовут Тронд Арнесен, перевернул все на месте преступления вверх дном, потом его вырвало, он стащил ее с постели, ну и так далее. Ты видел спальню?

— Ммм.

Ингвар подошел к кухонному окну. Послеобеденные сумерки сгущались за стеклом, легкая туманная дымка лежала над Лиллестрём и предвещала снег ночью. Он осторожно отодвинул в сторону полукруглый кухонный стол и придвинул лицо совсем близко к стеклу, не касаясь его. Он постоял так какое-то время, погруженный в собственные мысли, не реагируя на комментарии Зигмунда, которые становились все тише, по мере того как он удалялся от кухни.

Он посмотрел на компас в своих крутых наручных часах. Мысленно представил карту. Потом отошел на шаг назад и закрыл один глаз.

Если выкорчевать три ели в конце сада, сровнять с землей маленький холм к северо-востоку от дома, взорвать небольшой дом на несколько квартир в сотне метров отсюда, тогда можно будет увидеть то место, где не далее как семнадцать дней назад убили Фиону Хелле.

Между местами совершения двух преступлений было не больше полутора километров.

— Это вообще возможно? Я имею в виду: может ли быть между этими убийствами связь?

Ингвар Стюбё жадно поглощал жареную картошку и тянулся за бутылкой кетчупа «Хайнц».

— Тебе обязательно все есть с кетчупом?

— Ты веришь? В связь.

— Я ухожу! — прокричала Кристиане из коридора.

— Господи боже! — испугалась Ингер Йоханне и побежала вниз по лестнице с Рагнхилль на руках. — Она не спит!

Кристиане прижималась носом к входной двери. На ней был красный пуховик, сапоги надеты не на ту ногу. Она обмотала шарфом горло, надвинула шапку на глаза, в каждой руке сжимала по варежке. Она прижалась к закрытой двери всем телом и заявила:

— Мне нужно идти.