Севильский слепец - Уилсон Роберт

— Я никогда с ним не общалась, — сказала она, — да и с Пилар тоже, но дружила с вашей мачехой, Мерседес. Мы были почти ровесницы. Она обычно обедала в ресторане, которым тогда заправляла наша семья, в отеле «Вилла де Франс». Мы очень сроднились, и ее смерть стала для меня страшным потрясением.

— Я никогда не видел в ней мачеху, — заметил Фалькон. — Только вторую мать. Мы тоже очень сроднились.

— Да, Мерседес мне говорила, что любит вас, как родного сына. Ей безумно хотелось, чтобы вы пошли по стопам отца. Она надеялась, что вы станете еще более гениальным художником, чем он.

— Мне же тогда едва исполнилось восемь лет.

— Значит, вы этого не помните, — сказала она, кивнув на стену за его спиной.

Там в простой черной рамке висел штриховой портрет женщины с подписью «Мерседес».

— Нет, не помню.

— Вы сделали этот рисунок летом шестьдесят третьего года. Мерседес подарила его мне на Рождество. Здесь, конечно, изображена она, а не я. Я тогда спросила ее, зачем ей отдавать портрет мне, а она ответила как-то странно: «Затем, что у тебя он будет в безопасности».

Глаза Фалькона наполнились слезами. Он уже оставил попытки вести себя по-мужски.

— Она утонула, — сказал он. — Я еще помню ту ночь, когда она ушла и больше не вернулась. Ее тело так и не нашли, и от этого мне было еще страшнее. Свою родную мать я хоть видел лежащей в гробу…

— А где сейчас ваш отец? — спросила Мерседес.

— Он умер два года назад.

— Может, вы помните еще одного свидетеля тех событий — агента вашего отца Рамона Сальгадо?

Фалькон бешено закивал и выложил ей, что Сальгадо недавно был убит и что он занимается расследованием этого дела. Тут выполз одышливый старик в феске и поставил на стол бифштекс с салатом, вдоволь попыхтев на тарелку и приборы.

— Если бы вы вели тогда следствие, то наверняка лучше бы разобрались в обстоятельствах гибели Мерседес, чем это сделала местная полиция.

— Почему вы так говорите?

— Вообще-то я сплетням не верю — в ресторане постоянно о чем-то судачат, — но тогда много чего болтали. Вполне достаточно, чтобы заставить любого, серьезно занявшегося расследованием той трагедии, поглубже копнуть это дело.

— Что вы имеете в виду, сеньора Ромеро? — тихо спросил Фалькон.

— Нехорошо дурно говорить о мертвых, но мы с Мерседес очень дружили, и мне было трудно принять ее гибель, особенно такую нелепую. Она ведь много времени проводила в море. У ее мужа, Мильтона, была яхта, и Мерседес несколько раз ходила на ней через Атлантику. Она была опытной и уверенной яхтсменшей, ошибок не допускала. Говорят, в ту ночь поднялся сильный ветер, в проливе начался шторм… но, я вам скажу, это была ерунда по сравнению с тем, что ей пришлось повидать в Атлантике. Говорили, она упала за борт, но я, например, в это не поверила. Мне, конечно, противен был весь этот треп о подозрительной беспечности вашего отца, потерявшего подряд двух жен. Но вашему отцу и Рамону Сальгадо не помешало бы предстать перед следствием и отчитаться в своих действиях.

Фалькон резко поднялся из-за стола, оставив нетронутый бифштекс, и вышел из ресторана. Он не желал слушать подобную чепуху. Люди любят позлословить о знаменитостях. Ну и пусть. Но он не намерен принимать в этом участие. Фалькон отправился прямо в отель «Рембрандт», бегом поднялся в свой номер 422, бросился на кровать, накрыл голову подушкой и зажмурил глаза.

Когда он проснулся, было уже темно и за проливом, над Испанией, бушевала гроза. Зарницы сверкали по всему горизонту, освещая громады кучевых облаков, клубившихся в ночном небе. На улице накрапывал дождь. Фалькон отыскал ресторан и поглотил жаркое из баранины с бутылкой каберне «Президент». С трудом дотащившись до отеля, он рухнул на кровать. Очнулся он в мокрой от пота одежде. Раздевшись, Фалькон залез обратно в постель. В окна хлестал и молотил ливень.

Утро пятницы выдалось сумрачным и серым. Ему оставалось навести справки еще в одном месте, где он не рассчитывал преуспеть больше, чем в двух предыдущих. Расплатившись в отеле, он вышел на улицу и взял такси до Тетуана. По дороге машина сломалось, так что до города Фалькон добрался только часам к пяти. Он стал обходить испанскую общину, надеясь найти кого-нибудь, кто знал семейство Гонсалес, занимавшееся в тридцатые годы гостиничным бизнесом.

К семи часам Фалькон окончательно заблудился в медине. Виляя по узким улочкам вслед за повозками, нагруженными свежей мятой, он неожиданно увидел картину, преисполнившую его отвращением и ужасом.