Севильский слепец - Уилсон Роберт

— Меня-то, положим, он ничему не учит, — буркнул Рамирес. — Я знаю всю эту чепуху вдоль и поперек.

— Может, в этом-то и штука. На чем сосредоточиваются, когда смотрят порнографические фильмы?

— Ну, на том, как они это делают.

— Вот почему подобные киношки еще называют «обнаженкой». В них привлекает одно: обнаженная плоть. Тела. Их взаимодействие.

— А что же еще там есть!

— Возможно, он предлагает нам присмотреться повнимательнее. Ведь это не просто гениталии и совокупления. Мы забываем, что исполнители — реальные люди со своим лицом и своей жизнью, — рассуждал Фалькон. — Давайте повторим этот последний эпизод и на этот раз просто понаблюдаем за лицами.

Рамирес перемотал пленку. Фалькон полностью убрал звук. Они встали поближе к экрану.

— Вы заметили, как одеты актеры? — спросил Фалькон.

— Похоже, этому фильму лет двадцать, — подхватил Рамирес. — Взгляните-ка на эти воротнички рубашек — я еще их помню.

Фалькон пытливо вглядывался в глаза и губы людей на экране, пытаясь понять, что заставило их пойти на такое. Неужели одних денег достаточно, чтобы наплевать на нравственность и целомудрие? Вот пара пустых зрачков и приоткрытый рот со стиснутыми зубами, вот рыхлое безжизненное лицо с приподнятой в усмешке губой — Фалькон содрогнулся, удрученный разворачивавшейся перед ним маленькой драмой. Да знали ли эти бедняги друг друга? Быть может, они впервые встретились в это утро, а в полдень уже…

У одной из девушек были темные вьющиеся волосы. Она ни разу не взглянула в объектив. Она либо смотрела прямо перед собой, либо опускала взгляд на поверхность стола, на который опиралась. Казалось, единственное ее желание — поскорее отстреляться. Одна рука девушки была с суровой решимостью сжата в кулак. Фалькону пришло в голову, что если бы камера брала лица крупным планом, а голос за кадром рассказывал о жизни участников действа, это была бы отличная документальная лента. Имели ли запечатленные здесь люди партнеров за пределами этого временного мирка? Неужели можно заниматься сексом с семью-восемью незнакомцами, а потом как ни в чем не бывало вернуться домой и пообедать со своим молодым человеком или любимой девушкой? Или им довелось испытать такое разочарование, что все уже трын-трава?

Его накрыла волна печали.

— Что-нибудь разглядели? — поинтересовался Рамирес.

— Ничего, имеющего отношение к делу, — ответил Фалькон. — Я не знаю, что искать.

— Да он что, смеется, что ли, над нами, этот типчик?

— Это его игра, и мы играем в нее, потому что каждый раз узнаем о нем что-нибудь новое. Давайте вернемся к четвертому эпизоду.

Рамирес перемотал пленку и нажал кнопку «воспроизведение». Действие начиналось на вечеринке в квартире. Зазвонил дверной звонок. Камера последовала по коридору за девушкой в плотно облегающих шортах и открытой маечке. Она открыла дверь и впустила двух мужчин и двух женщин. Рамирес ткнул своим толстым пальцем в экран.

— Взгляните-ка на нее! — воскликнул он.

Перед ними опять была девушка с вьющимися темными волосами и сжатым кулаком, которая никогда не смотрела в объектив.

— Это парик, — заметил Рамирес.

Сопровождаемая камерой, хозяйка провела гостей к компании, которая непостижимым образом успела посбрасывать с себя шмотье и слиться в групповухе. Четверо вновь прибывших, вместо того чтобы с воплями кинуться вон из квартиры, присоединились к присутствующим.

— Вот снова она, — сказал Рамирес.

На этот раз девушка, раздетая до пояса, сидела на диване, подняв глаза на набухшие под брюками чресла стоявшего над ней мужчины. Камера приблизилась вплотную, когда девушка протянула руки к его ширинке.

— Узнаете, кто это? — спросил Рамирес.

— Невероятно.

— Да уж! — выдохнул Рамирес с откровенным удовлетворением. — Конечно, здесь она моложе и вроде бы пухлее, но это совершенно точно сеньора Консуэло Хименес.

17

Вторник, 17 апреля 2001 года,

полицейское управление, улица Власа Инфанте, Севилья

Они вернулись в кабинет. Фалькон сидел за столом, уставившись на кассету; Рамирес постукивал безымянным пальцем по оконному стеклу, глядя на автостоянку с таким видом, будто ему необходимо было распродать всю эту уйму машин до конца недели.

— По крайней мере, нам теперь известно, что она не цветочек, — обронил Рамирес.