Остатки былой роскоши - Соболева Лариса

– Мне что, одному страдать? – справедливо возмутился Сабельников.

Весь день он придумывал, каким образом заманить перечисленных в списке на кладбище.

4

Явившись на службу, распорядился вызвать к нему всех из списка Рощина к концу рабочего дня. Подходило время, Сабельников нервничал и, само собой, укреплял нервную систему виски. Пропорционально выпитому черти не только росли в размерах, но и становилось их больше числом. Николай Ефремович делился с ними вслух кое-какими мыслями по поводу предстоящего похода на кладбище, а те безобразничали пуще прежнего. Тогда разгневанный мэр, не получив ожидаемых советов, разгонял их чем придется по кабинету, задумывался, снова тянулся к шкафу, где стояла родимая бутылка. Правда, нахаленки оставались всего-то с рюмку ростом, не атаковали. Значит, Николай Ефремович пока держится в приличной форме. Когда черти становятся как поллитровая бутылка, тогда он сам знает, что грань переступил, а когда с бутылку из-под шампанского вырастают, значит, уже в нулях, но еще при памяти. Так что на момент прибытия лиц из списка мэр вполне соответствовал стандарту трезвенника.

И вот ему доложили, что вызванные в приемной. Сабельников принял важный вид, отдал команду впустить их в кабинет и зорко наблюдал, как входят названные лица.

Ежов бодро, с видом «не подходи, а то укушу» устроился на стуле поближе к мэру: мол, я – твоя правая рука. Лик подобрел, когда подобострастно уставился на шефа. «А сам спихнуть меня мечтает, – подумал Сабельников с обидой, – и уверен, что я не в курсе. Выкормил из своих рук эту скотину».

Бражник буркнул приветствие и уселся в кресло в дальнем углу. Ну этот обижен властями, губенки поджал, рожу отвернул. Внутри Николая Ефремовича настолько всколыхнулось негодование, что он даже позволил чертику уцепиться за галстук. Нет, вдуматься: Бражник покусился на трон мэра, подло предал за должность друга и хотел, чтоб с ним считались! «Да твое выступление в суде оказалось решающим, тебя Рощин должен больше всех ненавидеть, а приходит ко мне с того света!» – едва не вырвалось у Сабельникова.

Но тут вошел Хрусталев. Всклокоченный, со страдальческой миной, бегающими глазенками, точно подлость какую-нибудь только что совершил, а теперь боится разоблачения.

Следом в кабинете появился Фоменко – свой в доску и пренебрежителен к остальным. С этим сундуком денег лучше дружбу водить.

Медведкин шаркающей походкой, ссутулившись, подошел к стулу у стола. Ну, как доской прибитый! Сел поодаль ото всех. Он всегда держится особняком, чтобы Сабельников не подумал ненароком, будто он примкнул к одной из партий.

О, Зиночка... вся из себя королева... полей кукурузных. Зиночка всегда готова и юбку поднять, и подножку подставить – в зависимости от выгоды. «С кем я работаю!» – подумал Сабельников, отхлебывая из бутылки якобы минералку, но на самом деле перед приходом гостей он налил туда виски.

Чертикам на столе, видимо, тоже не по нраву пришлись вошедшие, потому что они и развернулись к ним хвостиками, а лицом к Сабельникову, не дрыгали ножками, а сели рядком штук семь и с жалостью глядели на подопечного. «Вон эти и то понимают, глядеть на моих уродов не могут и мне сочувствуют, – продолжал внутренний монолог Сабельников. – Хоть эти с истинным лицом. А мои... ух и шкуры!»

«Шкуры» ждали объяснения, зачем их собрал всех вместе господин мэр.

Смахнув широким жестом со стола всех чертей разом, Сабельников начал, осторожно подбирая слова и придавая голосу по возможности беззаботный тон:

– Я призвал вас, чтобы кое-что сообщить. На днях я получил одно странное приглашение, и меня, если честно, оно заинтриговало. Дело в том, что оно слишком необычное... даже глупое... Нельзя сказать, что приглашение это меня испугало, но можно сказать... – Возникла пауза, потому что на мэра все без исключения посмотрели как на нечто диковинное. Ну правильно, нельзя же так слова жевать. – Я решил посоветоваться с вами. Вот, – мэр поднял вверх листок, – здесь список, в который все вы внесены. Нас пригласили... сегодня ночью... в двенадцать часов... э... на кладбище! И знаете кто? Рощин! Ха-ха-ха-ха!.. ха... ха... кхе...

Смех главы быстро сошел на нет. Никто больше не смеялся. И никто не смотрел на Сабельникова с превосходством психически здорового человека над помешанным. Пауза. Один Матвей Хрусталев, дернувшись, закинул ногу на ногу, потом еще дернулся и переменил ногу.

Уж слишком длинная пауза, надо чего-нибудь и сказать...