Зачем тебе алиби… - Малышева Анна

— Значит, умер он четвертого вечером… А третьего приблизительно в то же время, около полуночи, к нему пришла женщина.

— Кто тебе сказал?

— Сосед.

— Юрка, что ли?

— Ты его знаешь? — удивилась Анжелика, и он презрительно ответил:

— Мартышка к старости слаба мозгами стала?

Я же там прожил всю жизнь, пока Игорь квартиру нам с матерью не купил. И мы с Юркой вообще в одном классе учились.

— А-а-а… — протянула она и тут же неприлично удивилась:

— Юрка твой ровесник?!

— Ему тридцатник, как и мне, просто он все учится. Поздно поступил. Да ты что, решила со мной о Юрке поговорить?! Как он вообще ту бабу заметил?

— Случайно. Неважно как заметил, только он ее внешность описал.

— Какая из себя?

Анжелика добросовестно пересказала, Саша помолчал и наконец вымолвил:

— Нет, не знаю.

— И я тоже. Что делать будем?

— А что тут сделаешь? Гулял Игорек.

— Не это меня волнует.

— Не ревнуешь? А что тебя тогда волнует? Думаешь, она его убила?

— А почему нет? Юра сказал — мускулистая, высокая. Могла справиться. Тем более по голове дать, это же не драка. А ударили сзади, неожиданно.

— Не верю, чтобы женщина била по голове… — засомневался он. — И вроде бы интеллигентная, по описанию. Белый плащ…

— Ты по цвету плаща судишь об интеллигентности? — изумилась Анжелика. — А у кого плащ темный — тот, по-твоему, придурок?

— Ладно, чепуха, не слушай меня. Женщина — это интересно.

— Вот я и говорю — должна о ней милиция знать?

— А почему нет? Расскажи. Тебя, кстати, должны будут вызвать.

— Представь, я это уже поняла. И это страшно неприятно.

— Но еще неприятней знать, что деньги взяла, а отдать нечего? — усмехнулся он. — Кто мне говорил — в воду кинусь? Расплатилась, должна быть счастлива, а ты теперь капризничаешь? Это ей плохо, это неприятно…

— Да, теперь капризничаю, — убито ответила она. — Я сделала глупость.

— Запомни, ты ничего не сделала, — его голос стал твердым. — И бояться нечего. Намерение — это еще не деяние.

— Красиво говоришь.

— Красиво говорить будешь ты, в милиции. Поплачь там, что ли. Для правдоподобия. А то слишком хорошо держишься для молодой любящей вдовы.

— Заткнись. — Она произнесла это устало, без злости. — А про подставку им сказать?

— Говори про что угодно, только давай закончим этот разговор. Ты хотя бы знаешь, который час?

— Скоро семь.

— Ты что — не ложилась?

— Мне не удалось уснуть.

— Ты вторую ночь не спишь! Тебе нужна свежая голова.

— Ты же сказал — я совершенно равнодушна и держусь даже слишком хорошо, — усмехнулась Анжелика. — Ничего со мной не будет. Упаду в обморок у следователя в кабинете, для правдоподобия.

Он, видимо, хотел что-то сказать, но вместо этого вдруг положил трубку.

Саша как в воду смотрел — в одиннадцатом часу утра раздался телефонный звонок. Анжелика, встрепанная, очумелая (не успела поспать и трех часов), подскочила к телефону и сперва не понимала, что говорит со следователем и ее просят подъехать по такому-то адресу к такому-то часу. Ложиться досыпать было уже поздно, она умылась холодной водой, выпила крепчайшего кофе, но проснуться по-настоящему ей так и не удалось. На столе в кухне валялась яркая упаковка чая, и она долго не могла сообразить, откуда та взялась. Наконец вспомнила Юру. Его нелепый утренний визит оставил в ней глухое чувство раздражения. Благодарности к нему соседка не испытывала. "Сплетник, — сказала она себе, одеваясь. — Да еще и трус.

Чего он так испугался? Почему сбежал?" Когда она вышла из подъезда и зажмурилась от ослепительного весеннего солнца, ей в голову пришло, что этот двухметровый широкоплечий парень — обыкновенный неврастеник, к тому же подкаблучник и маменькин сынок, отсюда все странности в его поведении…

…Следователь рассматривал ее руки. Вдова сама не знала, зачем так расфрантилась для визита в милицию — нацепила новый брючный костюм, оба бриллиантовых кольца, вдела в уши серьги. За семь лет Игорь сумел приучить ее, что одеваться надо дорого и элегантно, во всяком случае, когда идешь «в люди». На пароходе, в казино, Анжелика предпочитала одежду своей юности — джинсы и свитерок. Теперь же она складывала руки на коленях, то так, то этак, стремясь прикрыть блещущие кольца, потом разозлилась на себя и прямо посмотрела на следователя. Пронзительного взгляда не получилось — глаза от недосыпа опухли, слезились, то и дело закрывались сами собой.

— Я веду ваше дело, зовут меня Кочетков Владимир Борисович, — представился он.

Она кивнула, сразу оробев, пошевелила губами, стараясь запомнить его имя.

— А вы, значит, Прохорова Анжелика Андреевна? — полуутвердительно спросил он.

Анжелика ответила, что именно так.

— Анжелика или Ангелина?

— Анжелика. Могу паспорт показать, — удивилась она.

— Не надо, я просто поинтересовался, у меня дочь Ангелина, требует, чтобы ее звали Анжеликой.

Следователь был в летах, почти полностью седой, очень полный, с пронзительным бабьим голоском. Анжелика постепенно переставала робеть перед ним, расслабилась, села свободнее.

— Прохорова вы по мужу?

— Да.

— А ваша девичья фамилия?

— Стасюк.

— Давно вы замужем?

— Семь лет. — Она сцепила и тут же расцепила пальцы, поймала себя на том, что вдруг разволновалась. Сонное состояние прошло, только вот раздражал солнечный свет в глаза и духота в грязноватом кабинете с обшарпанной мебелью. Постоянно кто-то входил, выходил, говорил по телефону в другом углу, и в воздухе стоял какой-то мужской запах — то ли казармы, то ли спортивного зала.

— Ну, и как жили? — спросил он, закуривая.

Она обратила внимание на марку сигарет — «Петр I». Дым был крепкий, ядреный, она едва удержалась, чтобы не поморщиться.

— Нормально, — сдержанно ответила она.

— А поподробнее?

— А что вас интересует?

— Ну, все же у вас такая разница в возрасте.

— Десять лет с хвостиком, — пожала она плечами. — Разве это разница..

— Сейчас — да. Но замуж-то вы вышли в восемнадцать, так я понял? Тогда разница больше бросалась в глаза.

— Ну да, бросалась…

— Он к вам хорошо относился?

— Всегда очень хорошо, — ответила она и не покривила душой. Исключая разборки насчет ее походов в казино и продажи бриллиантов, он никогда на нее не накричал и пальцем не тронул.

— А вы к нему?

— Я, конечно, тоже хорошо… Мы не ссорились.

— Никогда?

— Почти никогда.

— Анжелика Андреевна, может, все же припомните что-нибудь из вашей семейной жизни?

Мужа-то вашего убили. Неужто он вам ничего не рассказывал о своих делах, не бывал раздражен, и прочее?