В неверном свете - Шефер Карло

— А вот такой обрубок, как этот гараж, их не смущает, — возмутился Тойер. — Да еще и табличку привинтили, что в нем жил Гегель.

Лейдиг кивнул:

— Табличка-то, на самом деле, чей-то прикол. Но ведь это были семидесятые, бургомистр Брандель и его мечты о городе автомобилей. Нет, нам еще повезло.

Точно, повезло. Тойер подумал о своем приятеле и коллеге Фабри, толстяке, рано вышедшем на пенсию. Тот жил теперь в Шварцвальде. В то десятилетие, с его немыслимым вывихом вкуса, в его городе сровняли с землей весь старый центр и настроили там безобразные бетонные коробки. Да, надо позвонить Фабри. И срочно объясниться с Хорнунг.

Лейдиг свернул влево на Грабенгассе. У старшего гаупткомиссара, как у истого гейдельбержца, немного отлегло от сердца, когда он увидел Университетскую площадь. И хотя новые учебные корпуса были на редкость безобразно втиснуты между старыми постройками, но один лишь барочный фасад университета своим великолепием сводил на нет убогую современную архитектуру. Лейдиг самоуверенно припарковался возле фонтана, посреди пешеходной зоны. Не обращая внимания на протесты берберов, которые мерзли со своими собаками у стены Института папирологии, сыщики зашагали к студенческой столовой и кафетерию.

Верх был закрыт по случаю семестровых каникул, так что оставался лишь огромный и низкий цокольный этаж. Тойер прошел мимо пустых стульев и устало присел на один из них.

— Как это мы не сообразили. Ведь сейчас каникулы — университет опустел! Скорей всего, важнейшие наши свидетели сидят где-нибудь во Фленсбурге у бабушки на диване и пьют вонючий яичный ликер. Если у этого загадочного Вилли вообще имеются свидетели.

Его молодой коллега досадливо кивнул, но сказал, что все равно немножко поспрашивает. Внизу, у выхода на Зандгассе, слонялись перед черными досками объявлений несколько студентов, да и персонал столовой был на месте.

— Комнату ищут, мелюзга, — с неожиданной жесткостью сказал Лейдиг.

Тойер удивленно взглянул на него. Вероятно, Лейдиг завидовал студентам потому, что они жили отдельно от своих матерей.

Гаупткомиссар сидел у окна, выходившего во внутренний дворик. Там на столбах из песчаника стоял маленький павильон непонятного назначения. Тойер с трудом припомнил давние уроки по истории родного города. В открытой нижней части башенки когда-то находился колодец, а сама она была частью роскошного сада, миниатюрной копии Hortus Palatinus, сада при дворце. Теперь он выглядел немного глупо, этот павильончик, маленький осколок былого в сердце Alma mater.

Почему Зельтманн не дал им работать? Тойер догадывался, что разгадка тут очень простая: он хотел их опозорить — не отделаться от них, а просто опозорить. Возможно, директор полиции действительно был уверен в банальной причине смерти, но любого другого в управлении он тем не менее заставил бы заниматься делом об утопленнике. Теперь они через один-два дня представят ему результаты, добытые без его ведома, и получат нагоняй, а какие-нибудь шустрые молодые коллеги вскоре найдут преступника, так как к тому времени заработает все: снимок в газете, номер телефона для свидетелей, самые современные методы дознания. «Тойер и его группа целую неделю возились с этим случаем, — скажут все, — да только у них с самого начала не заладилось…»

Какой-то служащий из студенческого профсоюза, мужчина средних лет, подошел к сидевшему за столиком Тойеру и хотел его выставить, поскольку он явно не принадлежал к числу студентов, а в новом семестре наконец-то будет действовать правило, что дотируемые цены на блюда и напитки только для тех, кто… и так далее… Тойер скромно возразил, что он ничего сейчас не ест и не пьет. Тогда служитель, которого на улице можно было бы принять за директора банковского филиала или нейрохирурга, раздраженно добавил, что здесь и не пристанище для бездомных. После того как это маленькое недоразумение разъяснилось, он разочарованно вытер стол. Тойер убрал служебный жетон.

По сути, человечество распадалось на две категории: на сильных, весельчаков, карьеристов с татуировкой — и на добрых или простоватых неудачников, которые начинают со старшего преподавателя по латыни или истории религии и заканчивают тем, что ночуют на газетах под Старым мостом. Третьего не дано, следовательно, такие, как он, Тойер, когда-нибудь исчезнут окончательно.

Тут вернулся Лейдиг, за собой он тащил маленькую, круглую как шар сотрудницу столовой, кассиршу. Настроение женщины было не лучше ситуации в Албании.