Охота на крылатого льва - Михалкова Елена

– Не особенно. Сам понимаешь, загреметь в участок за нанесение тяжких телесных мне не хотелось.

Рафаэль, бегавший кругами по комнате, вдруг замер.

– Как ты сказал, дорогой? Похожи друг на друга?

Бабкин пожал плечами:

– Да мне почти все итальянцы кажутся похожими. Смуглые, темноглазые! А что, есть какие-то идеи насчет этих двоих?

Грузин почесал нос.

– Проверить надо. Одна мыслишка имеется.

В приоткрытую дверь постучали. Внутрь заглянул низкий коренастый мужчина, медленно двигавший нижней челюстью, что-то спросил. Рафаэль раздраженно махнул рукой, и мужчина, поколебавшись, исчез.

– Рвтисавари, это кто? – поинтересовался Илюшин.

– Где? А, Паоло! Друг мой. Хороший человек! Вот только без жвачки обходиться не может, вечно жует и жует – чисто корова! Я его сто раз просил как человека: выплюнь ее! Нет, говорит, не могу, привык.

Илюшин задумчиво повертел в пальцах прозрачную виноградину, сдавил – по пальцам потек сок.

– И давно он у тебя?

– Года три. Я ему помог немножко, когда его дела совсем плохо пошли. У него мать из наших мест, так что, считай, он мне наполовину земляк.

– Этот наполовину земляк в Грузии-то хоть раз был?

– Нет, здесь вырос. – Тут наконец Рафаэль насторожился. – А что такое, Макар, дорогой?

Илюшин с Бабкиным переглянулись.

– Очень уж вовремя на меня напали, – вместо друга ответил Сергей. – Знали, куда я пойду, что буду один. Кто-то их предупредил.

Рафаэль вспыхнул:

– Хочешь сказать, среди моих людей крыса?!

– Крыса не крыса, а козел изрядный, – буркнул Бабкин, отложив мазь.

Рафаэль набрал воздуха, но тут Илюшин встал с тахты и подошел к нему.

– Рвтисавари, не сердись, пожалуйста. Никто, кроме тебя и твоих людей не знал, что мы здесь. А главное, не знал зачем.

– Муж знал! – воскликнул грузин. – Муж этой женщины, Маткевич! Почему его забыл?

– Муж сидит в Москве, – возразил Макар. – И понятия не имел, куда направляется Серега. Это кто-то из местных навел, понимаешь? А мы, как приехали, поселились у тебя и больше никуда не выходили и ни с кем не общались.

Их хозяин сник. Румянец на красных, как помидоры, щеках начал постепенно светлеть.

– Не сердись, – примирительно попросил Бабкин. – Не хотел тебя обидеть. Просто очень уж разозлился из-за этих… поганцев. У них шприц был, они его в меня дважды всадить пытались.

– «Живьем брать демонов!» – процитировал Илюшин.

Бабкин бросил на него взгляд, в котором недвусмысленно читалось, что напарник выбрал не самое удачное время для цитирования старых фильмов. Но не согласиться с Макаром по сути он не мог:

– Да, они бы меня куда-то отволокли, гады. У них там и лодка была приготовлена. Хотел я ее притопить малость, но побоялся. Порча имущества, мало ли…

– А порча того малого, которого ты в канал спустил, тебя не беспокоит, значит, – съязвил Илюшин.

– Малый побарахтался и вылез. Ничего ему не сделалось, только воды наглотался.

– Я слышал, в местную воду сливают канализационные отходы, – вдруг вспомнил Илюшин.

– Есть такое дело, – кивнул Рафаэль.

Бабкин просветлел лицом.

– Правда сливают? Ха! Ха-ха!

– Злорадствуешь, – с укором сказал Макар. – Нехорошо.

Он подкинул виноградину, поймал и с аппетитом сжевал.

– Ладно, давай подобьем итоги. Что мы знаем?

– Что местные как-то связаны с исчезновением Маткевич. – Бабкин загнул большой палец. – Как мы и предполагали, дело вовсе не в любовнике. Она пропала по другой причине. Может, стала свидетельницей преступления?

– И что у нашего уважаемого хозяина в доме крот, – невозмутимо дополнил Илюшин. Рафаэль открыл было рот, но сник и промолчал.

– Самое важное-то, – напомнил Бабкин, – известно, куда она уехала из отеля.

– Уверен, что горничная ни с кем, кроме тебя, об этом не говорила?

Сергей кивнул.

– Она только в беседе со мной вспомнила, кто помогал Маткевич с вещами. Девчонка глуповата, ей в голову не пришло связать два факта.

– А полицейские, конечно, расспросили ее чисто формально, – пробормотал Илюшин.

Бабкин расхохотался.

– Что смешного?

– Макар, ты слишком хорошо думаешь о местной полиции! Они даже не подходили к горничной! Потрепались с девицей на рецепции – и поставили себе галочку, что дело сделано. А та, само собой, знала только дату приезда и выезда.

– Что ж, – подытожил Илюшин, – тогда завтра с утра попробуем побеседовать с хозяином кофейни. Рвтисавари, толмача к нам опять приставишь?

– Обижаешь! Скажи, что еще нужно тебе?

В разговор вмешался Бабкин:

– Сведения обо всех преступлениях, совершенных в Венеции и окрестностях за последнюю неделю. Как раскрытые, так и не раскрытые. Понимаю, что трудно, Рвтисавари, но очень надо. Сможешь?

– Постараемся, – кивнул Рафаэль. – Еще?

– Еще нужно провести простейшую операцию по вычислению крота, – флегматично сказал Макар. – Чтобы не мешал работать. Этим мы сейчас и займемся.

Ночь Вика провела в подвале.

Если бы кто-то сказал, что в Венеции ее ждут крыша заброшенного палаццо и подвал жилого дома, она бы решила, что речь идет об экскурсии. Сидя на сложенном спальном мешке, которым щедро поделился с ней Бенито, жуя остывший кусок жесткой и, по правде сказать, на редкость невкусной пиццы, Вика с горьким сожалением вспоминала ту восторженную себя, которой она была лишь несколько дней назад.

Каким прекрасным казался этот город!

Он и остался прекрасным. Просто Вике в нем больше не находилось места. Город выдавливал ее. Сначала изгнал в осыпающийся от старости дворец, потом заставил бежать оттуда и скрываться на крыше. Крыша Вике пришлась не по душе: там было холодно и пахло птичьим пометом. Но сейчас она понимала, что не ценила своего счастья. По сравнению с подвалом там был просто рай.

«Интересно, куда еще меня забросит? – думала Вика, жуя холодное тесто. – Закономерность пока не слишком воодушевляет».

Чтобы Алессия могла спуститься, Бенито пришлось слезть по веревке тем же путем, которым они забрались наверх, разобрать завалы перед внутренней лестницей и выбить ржавый замок. Это заняло у него больше часа. Успело стемнеть, и хотя вид на залитый огнями канал переворачивал душу, Вика подумала, что отдала бы всю окружающую красоту за теплый плед и тарелку горячего супа. В идеале – борща.

Бенито сразу сказал, что люди Папы могут вернуться. Он нервничал, торопился, подгонял Вику и сестру. Хладнокровие, с которым он действовал, когда они спасались от бандитов, сменилось нервозностью. Вика сказала ему об этом.

– Глупо было бы попасться сейчас только из-за того, что вы шевелитесь как дохлые рыбы! – огрызнулся парень.

«Его злит, что они обнаружили его укрытие, – решила Вика. – Явка провалена, и все из-за меня».

Бенито отвел их к жилому дому в паре кварталов от палаццо. По дороге Вика каждую секунду ждала, что на них набросятся из-за угла, но все прошло благополучно. Их маленькая процессия не привлекла ничьего внимания. Возле дома, выкрашенного в мертвенно-розовый цвет, Бенито набрал код, вошел в подъезд и сразу свернул вниз.

Дом, похоже, был не из благополучных. Воняло кошками и куревом, где-то наверху раздавались скандальные голоса. Спустившись по лестнице вниз, Бенито набрал код еще на одной двери, они вошли, и дверь за ними захлопнулась с неприятным железным клацаньем.

Как будто дом ждал их и наконец-то поймал.

Низкий потолок подвала давил, под ним все время хотелось согнуться, а еще лучше – лечь и поползти, как гусеница. В дальнем углу обнаружились столик и электрическая плитка, а на фанерных плитах, сложенных у стены, – свернутый в рулон спальный мешок. Похоже, Бенито заранее озаботился убежищами на все случаи жизни.

«Зачем?» – спрашивала себя Вика.

Ее тревожили и куда более прозаические вопросы. Остро не хватало туалета и зубной щетки, а уж о душе не приходилось и мечтать. Но Вика готова была вытерпеть все неурядицы, если бы у нее был ответ: ради чего? Что она будет делать дальше?

Бенито явился скоро. Он тащил пластиковое ведро, разогретую пиццу и несколько бутылок воды.

– Я люблю ходить в ведро, – задумчиво сказала Вика по-русски, – заносить над ним бедро, писать, какать, а потом возвращаться в теплый дом.

Бенито потребовал перевода. Выслушав Викины объяснения, покачал головой.

– Вы, русские, все-таки странные люди.

– Это почему?

– Ты читаешь стихи вместо того, чтобы плакать, – на полном серьезе ответил Бенито и ушел с ведром в дальний угол, оставив Вику совершенно озадаченной.

Плакать? Ей вовсе не хотелось плакать. Она плакала, когда случалось что-то, не зависящее от ее воли. Например, когда вспоминала смешного ушастого котенка с гладкой кожицей. Или когда чувствовала себя беспомощной – например, с собственными детьми. Мальчишки, конечно, этого не видели: лить слезы при них Вика считала непедагогичным.