Воля под наркозом - Серегин Михаил Георгиевич

– Ага. По ошибке топором зарубил. Пошли ужинать.

– Не понял? – не унимался я, догоняя Чехова в коридоре. – Как можно зарубить топором по ошибке?

– Можно, док. И не такое можно. А на Миколу ты не косись. Он мужик честный, сам с повинной пришел. А что ошибся, так с кем не бывает? Темно было, думал теща, оказалось – жена. Порежь лучше сырок. А я воду для пельменей поставлю.

Сколько знаю Чехова, не могу понять, когда он шутит, а когда говорит всерьез.

– Так вот, – Юрий Николаевич вынул стопки, бутылку водки, поймал мой протестующий взгляд, ухмыльнулся, – без этого, брат, хорошего разговора не получится. А сказать мне есть много что интересного. Пока ты дрых… Да ладно, не оправдывайся. Кобель кобеля завсегда поймет. О чем я, значит? Ага, так вот, пока ты дрых без задних ног, мы с Колей Кругленьким работали в поте лица. Но об этом потом. Скажу только, что чутье меня не обмануло. А пока расскажу тебе любопытную историю с научно-фантастическим уклоном. Эдакую историческую сказку.

– Так это сказка, научная фантастика или историческая справка? – потребовал я уточнения.

– Ты к словам не придирайся. От названия суть истории мало изменится. А вот как ее воспринимать, сам решай. – Чехов поднял стопку, я, смирившись с необходимостью возлияния, последовал его примеру. – Ну, будем.

Полковник одним махом опрокинул содержимое стопки внутрь, прислушался к ощущениям, довольно выдохнул:

– Хорошо пошла!

Некоторое время мы молча поглощали еду.

– Ну, между первой и второй, как говорится… – Чехов поднял бутылку.

– Николаич, – взмолился я, – пощади. Ты же знаешь, я вот так, по-вашему, не могу.

– А никто тебя и не заставляет, – резонно заметил Чехов. – Ты, главное, компанию поддержи. Я сам теперь, можно сказать, умеренно выпивающий. Клянусь, за три недели – ни-ни, только пиво. Ну, твое здоровье! Стопочку-то подними, дорогой товарищ, уважь старика, – он прищурился.

Я пригубил, потянулся за закуской, прикидывая, насколько реальна лично для меня угроза алкоголизма, если я так легко попадаюсь на удочку «Я тебя уважаю. А ты меня?»

– За тобой история, – поспешил я напомнить, едва полковник положил вилку.

Тот сыто рыгнул, достал сигарету, вальяжно чиркнул зажигалкой.

– Не боись, тебя спаивать в мои намерения пока не входит. Не доверяю я другим врачам.

– А мне, значит, уже доверяешь?

– В меру. По крайней мере, знаю, что если не вылечишь – все доктора по сути немного шарлатаны, – то уж на тот свет точно не отправишь. По дружбе. Слушай лучше сказку. История человечества, как тебе, вероятно, известно, – это, по сути, история войн: объявленных или необъявленных, локальных или крупномасштабных, холодных или, хм, с огоньком. Трудно сказать, кому первому пришла в голову эта гениально-бредовая идея… Мне, во всяком случае, имя этого человека неизвестно. Дело в том, что военачальники всех времен и народов сталкивались с одной и той же неразрешимой проблемой. А именно с человеческим фактором.

– То есть?

– Сейчас поясню. Пока доблестные воины рубили друг друга почем зря мечами и боевыми топорами, еще куда ни шло. Вот тебе враг, а вот – друг, товарищ и брат по оружию. Но даже и тогда шпионам или, например, курьерам приходилось несладко. Представь себе, выбрасывается разведывательно-диверсионная группа где-нибудь в тылу противника…

– Эк ты перескочил, от боевых топориков к РДГ.

– Да это не важно, важна суть, понимаешь? Возьмем, к примеру, Вторую мировую войну. Забрасывают нашего человека на нашу же оккупированную немцами территорию. Пробирается в деревню к какой-нибудь бабушке, которая его накормит, напоит, от врагов в подполе спрячет. Все просто. «Бабуль, немцы есть?» Бабуля охотно расскажет, что знает, да еще пойдет пошукает, с соседями пошепчется, чтобы родной армии или партизанам помочь. Но это пока боевые действия велись на нашей территории. Когда же немцев и их союзников стали теснить, ситуация резко и непредвиденно изменилась. Наши же перли вперед со страшной силой, не было ни времени, ни возможности просчитать действия, подготовить базу для диверсионной работы в тылу противника, на его территории. Прикинь, выбрасывают нашего диверсанта где-нибудь под Берлином. Пробирается он в немецкую деревню, и что? Спросить: «Немцы есть?» Да там кругом немцы. Есть, конечно, сочувствующие, да как их распознать? А тут еще еда кончилась, устал, приболел, трое суток, почитай, без сна. Вот и гибнет диверсант, задание своего командования не выполнив.