Древо скорбных рук - Ренделл Рут

— Не пора ли отвезти его домой? — спросила Бенет.

Ясно было, что мать что-то скрывает от нее. Нервное напряжение читалось на лице Мопсы и выдавало ее с головой.

— Зачем ты вообще прихватила его с собой?

— Кто-то должен был это сделать. Его другая бабушка, которая вызвалась приютить малыша у себя, упала и сломала ногу.

— У него есть мать, отец и вторая бабушка… Так в чем же дело?

— Они собрались в туристическую поездку. Надолго..

Бенет похолодела.

— Мать, о чем ты говоришь? О какой поездке? Что ты имеешь в виду? — Она чуть не вскрикнула, вспомнив только что сказанное Мопсой «приютить у себя». — Как ты это понимаешь — «приютить у себя»?

Голос Мопсы упал чуть ли не до жалобного писка.

— Было решено, что он будет жить у своей бабушки…

— Ты это уже говорила. А теперь выходит, что он поселится здесь.

Мопса прикусила губу, и стало казаться, что она ухмыляется, словно упрямый ребенок, который делает что-то взрослым назло. Она, склонив голову набок, окинула Бенет взглядом — пристальным и немного лукавым.

Мальчик между тем спокойно поедал свою яичницу, причем с большим аппетитом.

— Интересно, куда люди ездят в отпуск в ноябре?

— На Канарские острова…

Закрыв глаза, Бенет ухватилась за спинку стула и так простояла, досчитав до десяти. Потом, придя в себя и открыв глаза, обратилась к матери:

— Значит, они собрались прогуляться на Канарские острова, а ты пообещала присмотреть за их ребенком, пока они будут отсутствовать? Ты действительно им это предложила? И на какой срок? На неделю? Две?

Мопса едва слышно прошептала трясущимися губами.

— На неделю.

Бенет уставилась на мать с изумлением, граничащим с ужасом. Это было немыслимо. Найдется ли еще на свете хоть один человек, подобный ее матери?

Бенет никогда не могла приспособиться к ней, принять ее, даже просто понять, что ею движет. Как могла Мопса сделать то, что сделала? Проявлять заботу, улаживать дела, брать на себя какую-то ответственность и одновременно быть такой жестокой, безмозглой, хуже, чем самое примитивное существо без души, без каких-либо чувств?

Привести этого малыша в дом дочери, только что потерявшей собственного ребенка, причем того же возраста и пола! Как могла зарониться такая идея в ее безумную голову? Для этого нужно было быть вдвойне, втройне сумасшедшей.

Вряд ли вообще бывали такие душевнобольные в истории медицины.

Но…

«Но я не должна ненавидеть свою мать», — напомнила себе Бенет.

Мопса повязала вокруг шеи мальчика салфетку со стола вместо нагрудника. Она налила ему молоко в чашку, и тот схватил ее обеими руками, издавая, как показалось Бенет, нечленораздельные идиотские звуки, но никак не слова. Это был как раз такой ребенок, которого дюжая тупица Барбара Фентон могла произвести на свет. Бенет казалось, что у него на лице уже проступают рельефные скулы и мощная, раздавшаяся вширь переносица, как у Барбары.

Внезапно в мысли Бенет вторглась болтовня Мопсы, детальный отчет о трудностях, переживаемых Констанцией Фентон и Ллойдами. В ее рассказе все выглядело так, что когда она явилась к ним, они уже убедили себя отменить свой тур и потерять значительную сумму, внесенную ими в качестве аванса. Барбара рыдала. Это был их первый совместный отпуск за пять лет.

Что оставалось Мопсе делать? Она долго колебалась, но она была в должниках у Констанции. Та сделала ей столько хорошего в прошлом. И Мопса вовсе не действовала безрассудно, не взвесив все наперед. Она знала, как к этому отнесется дочь. Но Бенет большую часть времени проводит у себя в комнате, не так ли? Ведь это большой дом. Бенет просто не увидит мальчика. Мопса сама будет заботиться о нем, укладывать спать в своей комнате, гулять с ним.

Бенет подошла к телефону, пролистала лежащий рядом на этажерке справочник Миссис Констанция Фентон, 55, Харпер-лейн, Эн-Дабл-Ю-Джи.

— Что ты делаешь, Бриджит?

— Звоню миссис Фентон, чтобы извиниться и сказать, что у нас не детский сад. Мы не принимаем детей на временное проживание. Скажу, что мы возвратим ей ее внука через полчаса.

Ее палец коснулся наборной панели. Засветилась первая набранная цифра.

— Их там нет. Они уже уехали.

— Я тебе не верю, мама.

Бенет слушала долгие гудки, и постепенно в ней нарастал гнев. Это была хоть какая-то смена в ее эмоциональном состоянии. Пустота заполнялась злобой. И с этого началось ее пробуждение к жизни. Трубка продолжала издавать длинные гудки. Мопса сказала правду — Фентоны уехали.