Древо скорбных рук - Ренделл Рут

Мальчик разомкнул уста и произнес:

— Джей хочет пить.

Он усердно пытался надеть колпачок обратно на перо авторучки. Бенет сделала это за него, потом взяла на руки, собираясь унести мальчика из кабинета. Она сделала это инстинктивно, без всякой мысли, чисто автоматически. Однако мгновенно ощутила такое отвращение, что чуть не уронила ребенка. Желание избавиться от его тяжести владело ее мозгом. Но она не могла так поступить. Все-таки он был живым существом, у него были свои чувства, и он ничем перед ней не провинился. И уж тем более не по своей злой воле проник в ее дом.

Она налила в бутылочку яблочного сока и натянула на горлышко противную пластиковую соску.

Когда Мопса возвратилась, Бенет тут же предложила взять напрокат телевизор. Мальчишка, очевидно, привык к этой электронной напасти, как все современные дети. При первом же своем появлении он обследовал всю комнату в поисках телевизора, почти так же, как поступила Мопса, удивленная отсутствием ящика с экраном.

— Это избавит тебя от многих забот, — сказала Бенет.

Но Мопса почему-то восприняла это предложение без особого энтузиазма. Бенет ожидала радостного отклика и даже предложения немедленно всем троим усесться в машину и отправиться выбрать подходящий аппарат. Но что-то изменилось в поведении Мопсы, будто лопнула где-то внутри какая-то пружинка. Механизм продолжал действовать, но выглядел уже изрядно изношенным. Чем-то она была напугана, или ввергло ее в угнетенное состояние что-то увиденное или услышанное во время поездки в клинику и обратно. Причем все процедуры, через которые Мопса прошла в «Ройял-Истерн», были рутинными и простыми, и ничего не было в них такого, что могло вызвать панику. Так она сказала Бенет, и Бенет поверила ей.

Мопса скорчила недовольную гримасу.

— Ты же говорила, что не любишь телевизор.

— Я не собираюсь смотреть его. Зато ты и твой подопечный не будете скучать, сидя в гостиной.

Ответа не последовало, и идея с телевизором, казалось, так и повисла в воздухе. Бенет больше не поднимала эту тему, но выяснилось, что разговор не прошел мимо ушей Мопсы, и к концу дня из прокатного пункта в Килбурне был доставлен и занял место в гостиной внушительного вида агрегат.

Его огромный серый, с отсутствующим зрачком глаз тускло замерцал в углу среди так и не распакованных картин. Ровно в шесть Мопса и мальчик удобно устроились на диванчике перед экраном. Мопса с чашкой душистого чая, малыш — с яблочным соком, на этот раз налитым в кружечку. Бенет задержалась у открытой двери, окинула парочку взглядом, но заходить в гостиную не стала.

Впоследствии она отметила в ежедневнике дату появления в доме телевизора, потому что это стало событием большой важности. Оно как бы провело разграничительную черту между жалким существованием узника, запертого в карцер, и тем, что навалилось на нее после, — время открытий, ошеломляющих до оцепенения и притупления всех чувств и разума, и страха, парализующего волю.

Все же день или два, последующие за установкой телевизора, прошли спокойно, а то, что случилось потом, никакого отношения к нему не имело. Арендовала бы Мопса телевизор или бы отвергла эту идею, оно должно было неизбежно произойти.

В течение долгого времени, четко застывшая, словно камея, сохранялась в ее мозгу эта картина, созданная на основе лишь мимолетного впечатления. Возбужденная, будто наэлектризованная Мопса, тощая, смахивающая на ведьму, — сидящая на краю дивана в присущей ей позе — неестественно напряженной, как бы готовой вскочить и метнуться неизвестно куда. И мальчик рядом с ней, облаченный в уютный велюр, словно гладкошерстный щенок в свою бархатистую шкурку. Его большой палец как всегда покоился во рту, другой рукой он крепко вцепился в голубенькую фаянсовую кружку.

Это видение было заключительным в череде подобных зрительных образов, доводивших ее до отчаяния, и первым, с которого ее отчаяние сменилось страхом.

В ту ночь Бенет решила обойтись без снотворного. Ей снилось, что они с Джеймсом прогуливались вдоль реки. Она толкала пустую складную коляску, а Джеймс семенил рядом, держась за ее руку. В жизни они еще ни разу не приближались вместе к реке, но то был сон. Они пересекли лужайку по посыпанной песком дорожке и очутились в роще, просвеченной солнечными лучами.

Был разгар лета. Листва на деревьях вовсю зеленела, кроме единственного дерева в центре рощи. Вместо листьев на его ветвях росли руки — руки с маникюром, руки в перчатках, руки без кожи, как у скелетов, руки, покрытые коростой. Джеймса это дерево привело в восторг. Он потянулся ручонками, чтобы коснуться самых нижних рук. То была белая нежная рука настоящей леди с бриллиантовым кольцом на пальце. И тогда в ее сон вторгся плач сына, и он был такой горестный, что дерево стало словно бы таять на глазах, превращаясь в призрак, солнце скрылось, если не погасло совсем, а Бенет проснулась, соскочила с кровати и устремилась к Джеймсу.