Святой нимб и терновый венец - Леонтьев Антон

– Ризница располагается на большом расстоянии? – спросила в недоумении Элька.

Брамс хмыкнул:

– Она соседствует с капитульной залой! Туда идти не более тридцати секунд даже такому старому и немощному человеку, как кардинал Морретти!

– Но зачем... – заикнулась было Элька, но Брамс остановил ее мановением руки:

– Подождите, госпожа комиссар, это еще не все! Незадолго до начала эксперимента Ватикан заявил, что для обеспечения объективности анализа каждая из лабораторий получит вместе с образцами плащаницы по три других образца старинных материй, причем никто не будет знать, в какой капсуле находится туринская реликвия. Какая, надо сказать, трогательная забота об истине! Раньше за Ватиканом такого не наблюдалось! Вместе с данным заявлением было распространено и другое – образцы всех тканей должны быть расщеплены на волокна, якобы для того, чтобы даже по внешнему виду нельзя было определить, с чем имеешь дело. Предложение здравое, в особенности если учесть, что ткань плащаницы обладает хорошо запоминающимся узором «в елочку». Однако нам повезло, что в итоге под давлением ученых было принято решение образцы не расщеплять, хотя Ватикан до последнего настаивал на этом. Зато были добавлены образцы для сравнения.

На новой фотографии Элька увидела увеличенное изображение прямоугольника из ткани.

– Вот снимок, также из журнала «Nature», запечатлевший кусок плащаницы, отосланный в Лозанну. Как видите, госпожа комиссар, в середине на ткани имеется углубление, похожее на крошечную дырку. Но в описании образцов, изъятых из плащаницы в Турине, никакого упоминания о дырке нет! Сначала я думал, что она возникла при извлечении куска материи из капсулы в лаборатории – например, ее проделали острые края пинцета. И обратился за разъяснениями в швейцарскую лабораторию. Ее представители категорично отмели предположение о том, что повреждение вызвано их действиями, и уверили меня, что дыра была на куске материи, предоставленном в их распоряжение, с самого начала. И причин не верить швейцарцам у меня нет. Более того, углубление – не механическое повреждение, а, по словам представителей лозаннской лаборатории, дефект, возникший при создании самого полотнища. Но откуда взялась дырка, которой не было?

Брамс вздохнул.

– Пойдем далее. Лаборатории в конце октября прислали свои выводы в Ватикан, а в начале ноября они были оглашены. Все три инстанции сошлись во мнении, что плащаница создана в период с 1260 по 1390 год. Вас ничто не настораживает? Отчего такой разброс в датах? Возраст образца, принадлежавшего якобы плащанице, равнялся, по мнению Лозанны, 660—670, по заявлению американцев из далласской лаборатории – не более 640—650 лет, а согласно выводам англичан – 750—760 годам. То есть разница более чем в сто лет! При чтении статьи в «Nature» меня поразило то, что датировка куска из плащаницы совпадает в эксперименте Кембриджа с датировкой контрольного образца номер три. Причем даты не просто совпадают: они идентичны! В качестве контрольных образцов были предложены частицы бинтов, в которые была завернута египетская мумия конца первого века до нашей эры, а также два погребальных савана, один – десятого века, другой – конца тринадцатого или начала четырнадцатого. И этот последний образец, получается, идентичен образцу Туринской плащаницы.

– И как такое может быть? – спросила изумленная Элька.

– Все указывает на то, что Ватикан намеренно затягивал проведение экспертизы, потому что ему требовалось время, чтобы найти образцы ткани, которые можно было бы выдать за плащаницу. Становится понятно, почему церковь так рьяно настаивала на расщеплении всех образ-цов на волокна – тогда обман стал бы незаметным! Вот почему в Даллас отправилось два куска вместо одного: большего раздобыть не удалось. И при этом один кусок незначительно старше, чем другой. Как такое может быть, если их отрезали, по официальной версии, от одного полотнища? И еще обратите внимание: узоры кусков тканей, фотографии которых помещены в статье, не совпадают с фотографиями плащаницы. Вот, взгляните!

Элька посмотрела на изображение нескольких образцов и медленно произнесла:

– Они очень похожи, не спорю, но явно имеют разное происхождение!

– А как вам такая деталь: если сложить все четыре куска якобы от плащаницы воедино, то единого целого не получится! – сказал Брамс. – Только два из них обладают сходными краями, а два других, без сомнения, отрезаны от совершенно иных полотнищ. Это снова доказывает: Ватикан приложил неимоверные усилия, дабы подделать результаты. Поэтому-то и было в срочном порядке сокращено количество лабораторий с девяти до трех: наскребли ткани только для трех лабораторий, но никак не для девяти. Да к тому же по ошибке кусок ткани, идентичный контрольному образцу, направили в Кембридж под видом плащаницы. Эти дилетанты в рясах даже организовать как следует фальсификацию не смогли!

Комиссарша, которая вначале скептически относилась к выводам Брамса, уже не сомневалась в том, что «профессор», тип, вне всяких сомнений странный и склонный к аферам, на сей раз говорит чистую правду.

– Вы пытались донести свои сведения до Ватикана? – поинтересовалась Шрепп.

– Увы, да! – сказал Карл Брамс. – Я восемь раз писал в статс-секретариат и не получил ответа. Обратился лично к кардиналу Морретти, и ответа тоже не последовало. Кстати, кардинал через две недели после оглашения результатов радиоуглеродного анализа объявил о своей отставке и покинул Турин, запершись в своем тосканском поместье. Мавр сделал свое дело – мавр может уйти! Написал я и кардиналу Плёгеру, нашему с вами соотечественнику, главе конгрегации по делам вероучения. И получил вежливый ответ от его секретаря: «Кардинал просит вас обращаться по всем вопросам, связанным с изложенной вами проблемой, к профессору Ринальди». Какой гениальный по своей информативности совет! На мои иные письма Плёгер решил просто не отвечать. О, если бы я знал, что своей неуемностью я разбужу спящих псов! Меня пытались убить, и сделано это было по заказу кого-то из Ватикана. Ведь я пригрозил, что обращусь к самому папе Адриану, который публично заявил: он не сомневается в том, что плащаница – подлинная. А всего несколько дней спустя папа впал в кому. Кстати, вам известны слухи, согласно которым святого отца нашли с пробитым черепом в собственном кабинете?

– Это же был инфаркт... – неуверенно произнесла Элька.

Брамс отмахнулся:

– Для тупой паствы – инфаркт, а в Ватикане все только и шепчутся о том, что в Кастель Гандольфо папу кто-то пытался убить. Да и потом, после того как очнулся, он якобы умер не своей смертью. Подумайте, госпожа комиссар, папа пришел в себя после почти девяти месяцев комы, его состояние значительно улучшилось, и вдруг – бамс, понтифик умирает в одночасье!

– Вы думаете... – произнесла Элька, боясь высказать вслух еретическое подозрение.

«Профессор» отрезал:

– Адриана убили! Скорее всего, отравили! Он по личной инициативе, которая, как я знаю, очень не понравилась курии, встречался с неким Владимиром Сикорским, археологом русского происхождения, проживающим в Америке. Этого самого Сикорского я знал: он был корифеем в области эпохи раннего христианства и увлекался тайной плащаницы. Среди синдонологов, специалистов по Туринской плащанице, он был непререкаемым авторитетом. И сразу после оглашения результатов анализа он дал несколько интервью, в которых заявил о том, что не сомневается в выводах своих коллег-ученых, однако уверен, что образцы были подменены еще до того, как попали в лаборатории.

Комиссарша Шрепп подумала, что Брамс наверняка ухватился за это заявление русско-американского профессора.

– Конечно, – поспешно заговорил толстяк, – он использовал мои мысли, но я, так и быть, не претендую на первенство. И папа Адриан возжелал переговорить с Сикорским – неслыханное дело! Это и произошло, они беседовали в течение почти четырех часов в Апостолическом дворце. А день спустя Адриан впал в кому!

– Можем ли мы в таком случае привлечь профессора Сикорского к изысканиям... – заикнулась Элька.

– Он умер, – сказал зловеще Брамс. – Погиб в канун Нового года в странной автомобильной аварии – его сбил на глазах множества свидетелей, в том числе родной дочери, черный автомобиль без номеров. Водитель скрылся. Наверняка еще одно деяние «Перста Божьего».

Элька, голова которой гудела от множества новых фактов, решила поделиться своими мыслями:

– Одного я никак не пойму. Я могла бы согласиться с тем, что Ватикан, желая сохранить легенду о воскрешении Христа, приложил все усилия, дабы сфальсифицировать данные радиоуглеродного анализа и сделать так, чтобы ученые установили: возраст плащаницы две тысячи лет. Это подтвердило бы, что она происходит из той же эпохи, в которую жил Христос. Но, с учетом ваших доказательств, профессор...

Брамс, заслышав из уст гостьи звание, которое присвоил себе сам, расплылся в довольной улыбке.