Древо скорбных рук - Ренделл Рут

Бенет поднялась с диванчика, оставив парочку у телевизора, и прошла в комнату, где ночевал мальчик. Там не было ничего, кроме кровати, на которой он спал, ночника и маленького шкафчика. Она заглянула в ящики. Они были пусты. Никакого чемодана или сумки с одеждой, смены белья, никаких игрушек, никаких необходимых ребенку, отдаваемому в чужие руки, мелочей. На шкафчике лежали лишь привезенные Мопсой из рейда по магазинам пакеты.

Вся одежда, сложенная там, была новой. То, в чем мальчик впервые появился в доме, Мопса спрятала в своей спальне. Бенет заглянула и туда, но не обнаружила никаких детских вещей. Приобретенный ею утром экземпляр «Санди Таймс» был почему-то засунут между подушками на постели Мопсы. Это было если не подозрительно, то, по крайней мере, странно. Бенет так бы и не увидела газету, если бы, выдвигая ящичек прикроватной тумбочки, не задела случайно покрывало, накинутое на подушки.

С газетой в руке она начала вновь спускаться по лестнице в гостиную. Пронзительные вопли мальчишки вдруг взорвали тишину. Так кричать мог только тот, кто страдал от нестерпимой боли.

Бенет ворвалась в комнату и встретилась взглядом с Мопсой. Она помнила ужасы своего детства и со страхом ожидала чего-то подобного. Телевизор в гостиной был выключен, а мальчик стоял перед ним, истошно крича и заливаясь горькими слезами. Его кулачки неистово колотили по погасшему экрану.

— В чем дело, черт побери? — вырвалось у Бенет.

— Ему не понравилось, что я выключила телевизор.

— А зачем ты это сделала?

Бенет была вынуждена тоже повысить голос, перекрывая рыдания мальчика. Она наклонилась, прижала его к себе, успокаивая, но он был неукротим. Ей здорово досталось от его кулачков. Мопса не ответила на вопрос. В данный момент выражение ее лица было вызывающе безмятежным. Нацепив на себя такую маску, она тем самым подчеркивала, что ничего особенного не происходит и что Бенет тут лишняя.

— Не из-за чего было поднимать такой шум, — обратилась она к мальчику.

Мопса встала с диванчика и нажала кнопку. Телевизор вновь заработал, но Бенет заметила, что Мопса предварительно переключила его на другой канал. Возникла картинка — пара лошадей резвится на зеленой лужайке.

Отчаяние придало мальчику такую силу, что он, извиваясь, высвободился из рук Бенет. Подбежав к телевизору, он поступил странным образом. Коснувшись пальчиками экрана, он затем обвел ими его рамку, как если бы пытался открыть аппарат, проникнуть туда или найти то, что находится внутри. Так, во всяком случае, показалось Бенет. Он отказался от этих попыток почти сразу, поняв их бесполезность, и на его странном, взрослом личике, на лице маленького мужчины проявились и недоумение, и уныние, и горечь поражения — вся гамма чувств, свойственных зрелому человеку.

Он снова уселся, но на это раз не на диванчик рядом с Мопсой, а на пол возле телевизора, близко, почти вплотную, вытянул шею и стал вглядываться в изображение на экране со всей пристальностью.

Бенет покинула гостиную и, спустившись в кухню, развернула газету. Там много писали про Леонида Брежнева. Ее больше интересовали новости не мирового масштаба, но их было на удивление мало. Правда, ее удивление длилось недолго. Третья и четвертая страницы «Санди Таймс» отсутствовали. Кто-то, несомненно, Мопса, постарался изъять их из газеты.

Если Бенет спросит, зачем она это сделала, Мопса будет только все отрицать. И хотя Бенет знала, что это дело рук Мопсы, доказать она ничего не сможет. Подобное могло случиться в газетном киоске или в типографии — такой шанс мог быть один на миллион, но доказывать, приводить доводы, спорить с сумасшедшей, да к тому же опытной лгуньей, было пустой тратой времени.

Зазвонил телефон, и Бенет подумала, что лучше ей самой взять трубку, хотя она уже столько дней не отвечала на телефонные звонки. Она должна же когда-нибудь начать откликаться. Она должна начать объяснения тому, что случилось, объяснения, которых избегала и боялась давать Мопса.

Звонил отец. Как у нее дела? Оправилась ли она от простуды? Как Мопса?

— Замечательно, — ответила Бенет и добавила с мстительным злорадством, о котором тотчас же пожалела. — Скоро ты обнимешь ее дома.

Отец не спросил про Джеймса. Что бы Бенет сказала ему, если бы он спросил? Она была зла на отца из-за того, что он не спросил про внука, хотя Джеймса уже не было в живых, хотя она все равно не смогла бы сказать ему правду, если бы он спросил. Он должен был спросить, так жестоко с его стороны не поинтересоваться внуком…