Алмазный эндшпиль - Михалкова Елена

Дымов смотрел-смотрел на молчащего шефа и наконец не выдержал:

– Николай Павлович, вопросик у меня один есть!

Хрящевский словно проснулся.

– Давай.

– Чем он нам теперь может быть полезен? – безопасник кивнул на Антона. – Все, что мог, он нам рассказал. Разве он участвует в сделке?

Белов исподлобья зыркнул на него. Показалось ли Дымову, или в его взгляде на самом деле сверкнула ярость? На всякий случай Валентин немного отодвинулся. Конечно, руки перевозчика скованы наручниками, но кто его знает, этого психа с холодными синими глазами… Бросится еще, вцепится зубами в горло. Свирепый, волчара, хоть и в наручниках.

Перевозчик и не бросился, и не снизошел до ответа ему. Он повернулся к Хрящу:

– Я не участвую в сделке. Но я могу сдать вам покупателя.

Час спустя Антон Белов покинул офис Николая Хрящевского. Он вышел, ни от кого не таясь, не сомневаясь, что слежки за ним не будет. Хрящевскому это теперь ни к чему, а Моня с Дворкиным доверяют ему и не пойдут на такую глупость – выслеживать перевозчика.

Антону представился кругленький потный Верман, крадущийся вдоль стены, и он рассмеялся. От него испуганно шарахнулся прохожий, прижал к себе портфель покрепче. Белову захотелось рассмеяться еще громче.

«Отходняк, – четко выговорил голос в его голове. – Приди в себя».

Антон свернул в первый же переулок, сдерживая рвущийся с губ смех. Ему нельзя смеяться. Но он слишком долго находился в напряжении. Углубившись в переулок, где совсем не встречались люди, Белов остановился, закрыл глаза и глубоко вдохнул. «Продыши, продыши, – успокаивающе сказал тот же голос. – Все нормально».

Антон несколько раз глубоко втянул воздух особенным образом – так, чтобы распирало изнутри, будто воздушный шарик – и почувствовал, что напряжение понемногу отпускает его. Только теперь он понял, как тяжело дался ему этот разговор. Хрящевский, точно вампир, высосал из него всю энергию, выпил Белова досуха, чтобы осталась только послушная ему оболочка.

«– Будешь моими ушами и глазами, – приказал напоследок Хрящ. – Обо всем, что предпринимает Верман, докладывай Дымову. С кем встречается, о чем говорит, куда ездит… Я сниму наблюдение, это теперь ни к чему.

– Ни в коем случае, – возразил Антон. – Верман может что-то заподозрить, если свяжет мое появление с исчезновением вашего наблюдателя. Пускай остается.

Хрящевский подумал и согласился.

– А подпустит еврей его к себе? – усомнился Дымов, кивнув на Белова. – Он ведь, зараза, скрытный!

– Подпустит, – сухо сказал Антон. – Куда он денется? Сейчас у них с Дворкиным начинается самое опасное время, им нужен опытный человек рядом. Они страшно боятся, как бы их не кинули.

– Правильно ведь боятся! – хохотнул шеф службы безопасности».

И на этом разговор был закончен.

До «Афродиты» он добрался через час. Никто не задал ему ни одного вопроса. Только Майя кинула испытующий взгляд – и тут же отвела глаза.

Несколько дней прошли как обычно. Вот только Антон теперь не отлеживался дома, а уезжал с утра вместе с Майей. Вместе они заходили в салон, и Майя шла в «аквариум», а Белов – в кабинет, где Моня выделил ему кресло у окна.

В эти дни они почти ни о чем не говорили с Майей, ничего не обсуждали. Молчали о чем-то своем всю дорогу от дома и обратно и по дому бродили молчаливые, словно чужие. Только перед сном, когда Майя усаживалась на краешек кровати Антона, в синем окне отражались мужчина и женщина, крепко прижавшиеся друг к другу.

И почему-то на плоту. Так виделось Майе.

Зато с Верманом и Дворкиным Антон говорил без конца. Моне нужен был слушатель. Он изливал на Белова потоки мыслей, он строил самые невероятные предположения об их будущем, он предлагал планы один грандиознее другого! Сема смотрел на Антона умоляюще, и тот опускал Моню на грешную землю. Верман сникал и шел встречать клиентов в салоне.

Но через пятнадцать минут прибегал опять – с новой потрясающей идеей.

– Верман, расслабьтесь! – просил Дворкин. – Через вашу суматоху мы все делаем себе бешеные головы. Вы так носитесь, как будто у вас украли или пролили.

Моня замирал, вскидывал на него сумасшедшие глаза и бормотал что-то неразборчиво.

– Честное слово, он доведет себя до инфаркта! – сердилась Майя. – Антон, сделай что-нибудь!

Но все понимали, что по-настоящему вытащить Моню из круговорота бессмысленной суеты может только то событие, которого все ожидают.

Правда, до этого случилась встреча, которой Верман очень боялся: ювелира вызвал к себе Аман Купцов.

Моня вернулся от него пришибленный и встрепанный.

– Все, как Хрящ предсказывал, – простонал он в ответ на невысказанные вопросы. – Аману нужны бриллианты! Я намекал, что, может быть, предпочтительнее поискать алмазы, ведь у нас лучший огранщик Москвы!

– А что Купцов? – сочувственно спросила Майя. – Отказался?

– Отказался, – сокрушенно подтвердил Моня. – Отказался, как моя тетя Рая, когда один человек предложил ей переехать вместе с ним в Мариуполь. Она так посмотрела на него, что он поехал в Мариуполь один и по дороге чуть не повесился в тамбуре от стыда.

– Если ты про Гришу Черного, то он уехал в Мариуполь на мопеде, – подал голос Сема. – Я ничего плохого не хочу сказать за наш автопром, дай им бог здоровья, но мопедов с тамбурами они пока не делают.

Моня осекся на полуслове, приоткрыв рот. Грубое напоминание о реальности на несколько секунд выбило его из колеи. Майя бросила на Антона взгляд, в котором искрился смех. «Ну-ка, ну-ка, и как Верман выпутается из положения?» – говорил этот взгляд.

Верман расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и с сердитым видом одернул жилет.

– Дворкин, вечно вы со своими неуместными комментариями! Да, Гриша действительно уехал на мопеде. Я помню этот драндулет, он вонял под окнами тети Раи хуже кошки, и с таким звуком, что она краснела и извинялась перед гостями. Он издох на полдороге до Мариуполя – драндулет, не Гриша – и Черному пришлось купить билет на поезд. Там он хотел повеситься, но его спас проводник.

– И как же он его спас? – полюбопытствовала Майя. – Вынул из петли?

– Не дал веревку, – лаконично ответил Верман. – Но что мы все о Грише? Дело вовсе не в нем, а в моей тете Рае! Ай, когда она сердилась, у нее был такой взгляд! Этим взглядом можно было вскрывать консервные банки и резать замороженное мясо.

Антон шепнул Майе на ухо:

– Полезная женщина в хозяйстве была тетя Рая.

– И Аман Купцов сегодня посмотрел на меня именно так, – удрученно закончил Верман, не слушая их. – Когда я предложил ему алмазы, он задрал брови и сделал такой вид, будто я хочу продать ему три кастрюли из нержавейки по цене одной. «Бриллианты, – напомнил он. – Речь о бриллиантах». Ну так что же, Моне Верману не нужно повторять два раза, он все понимает без крайнего слова. Моня Верман сказал, что у него как раз есть клиент в Цюрихе, который дает отличную партию. Конечно, Аман удивился, зачем тому продавать сразу двенадцать бриллиантов, когда можно шикарно сбыть их по одному и иметь куда больше денег. Но мало ли, что взбредет в голову коллекционерам! Вот моя тетя Рая собирала статуэтки балерин. И что вы думаете?…

– Верман, – очень серьезно сказал Дворкин. – Мы думаем, что если вы еще раз упомянете свою тетю Раю, то умрете раньше, чем запланировал Коля Хрящевский, и не от его руки.

Моня Верман вылетел в Цюрих на следующий день. Антон проводил его на самолет – не столько потому, что заботился о ювелире, сколько из опасения, что Верман в возбужденном состоянии пропустит свой рейс. Но Моня снова притих, смотрел вокруг больными глазами и только напоследок, перед тем, как идти на таможенный контроль, обернулся к Белову и аккуратно взял его за рукав.

– Антон, только не делайте без меня глупостей, – попросил он, избегая смотреть на перевозчика.

– О чем вы, Моня?

– Вы как-то сказали, что самое простое решение нашей с вами проблемы – силовое. Так вот я прошу вас, Антон: не надо. Даже если что-то пойдет не так в Цюрихе и я не вернусь – все равно не надо. Будет хуже, поверьте мне, пожилому человеку.

Антон почувствовал жалость. Этот старый обаятельный мошенник, неловко мнущий рукав его рубахи, боялся – боялся за всех: и за себя, и за Сему, и за Яшу, и за Майю. «Только на меня ему плевать, – подумал Белов. – Но ведь и мне на него тоже».

И все-таки чертова жалость – ненужное, лишнее чувство – подобралось откуда-то изнутри, когда Антон смотрел на постаревшего Моню. Он понимал, что тот хочет сказать. «Если я погибну, вы ничего не сможете изменить. Не пытайтесь убрать Хрящевского, просто бегите».

Антон заставил себя улыбнуться и похлопал Вермана по плечу.

– Моня, не говорите глупости, – с преувеличенной бодростью сказал он. – С вами все будет в порядке. Хрящевский заинтересован в том, чтобы вы вернулись живым и невредимым с его бриллиантами, поэтому в Цюрихе вас никто не тронет. Наоборот, вас будут беречь и опекать.