Монета желаний - Солнцева Наталья

– Он… что? – едва выдавила Клавдия.

– Он сумасшедший. Маньяк, который убивает красивых женщин. Сначала он с ними спит, а потом он их убивает. Он дьявол, а не человек. Берегитесь! Ваша жизнь висит на волоске! А может быть, она уже кончена!

В трубке зазвучали гудки, а Клавдия все еще не могла разжать руку, чтобы положить ее на рычаг.

Некто потирал руки. Наконец-то хоть что-то происходит!

Какая привлекательная цель – разжигать желания, раздувать чувственность, тяжкое пламя страсти, жажду наслаждений.

Жить надо приятно и забавно. Весело!

Некто иногда был в восторге, делая гадости. Он этим указывал людям на то дурное, что они сделали или подумали. Люди ведь мастера делать гадости самим себе. Как они не понимают, что удовольствия все-таки гораздо интереснее?!

Водка была отменная, холодненькая, проскальзывала в горло легко и мгновенно растекалась по жилам веселым огнем. Белые ломтики хлеба, розовая ветчина и зеленые огурчики живописно лежали на тарелке с сине-золотистым ободком.

«Приятное сочетание цветов», – подумал Георгий, обильно посыпая бутерброд рубленой петрушкой и красным перцем.

Он жевал, напряженно думая. Гладышев доложил о вчерашнем разговоре с Дубровиным. Результат оказался не таким, как ожидалось.

Георгий всю ночь не спал, ворочался с боку на бок, рассчитывая сроки, перебирая в уме подробности отношений с Викой, их последние дни. Почему он так мучительно, так остро переживает смерть этой женщины? Ведь она не была его женой? И он не собирался ничего в этом менять. Да, он обещал содержать ее и ребенка. Они бы ни в чем не нуждались. Ему и в голову не приходило отказаться от своих слов. Но жениться…

Даже теперь, когда он узнал, что у Вики были другие мужчины, все осталось по-прежнему. Кроме одного: он не был уверен, его ли это ребенок. Судя по тому, что сказал Гладышеву Кирилл после драки, на следующее утро, – они с Викой давно поссорились и разорвали отношения. Инициатором была она. Ее бесполезно было уговаривать, убеждать в чем-либо. Если Вика что-то решала, она решала раз и навсегда. Георгий знал эту черту ее характера, и она ему нравилась. Ребенок был его! Он это чувствовал. Иначе почему он сразу полюбил его так сильно?

Дубровин тогда с Викой уже не встречался, если он говорит правду, конечно. Похоже, он вообще не знал о том, что Вики нет в живых. Или просто умеет мастерски притворяться. На всякий случай Георгий велел глаз с него не спускать. Авось тот чем себя и выдаст!

Директор «Опала» был восточным мужчиной. В его жилах текла кровь горцев, бурная, как горные реки, разреженная и острая, как воздух кавказских вершин. Он уважал в людях достоинство и силу и ненавидел, презирал «шакалов», низких, подлых, трусливых – ничтожных. Ничтожный мужчина отвратителен. Ничтожная женщина жалка. Он мог бы спокойно вытереть об нее ноги для ее же блага, чтобы она ощутила своей шкурой, какая она тварь!

Вика была другая. Все, что он узнал о ней, не смогло поколебать его уважения и любви к ней. Она была гордая женщина, с тем особым блеском в глазах, которого не увидишь в мутном взгляде «шакала». Вика была яркая, красивая и смелая, уверенная в себе. Она не могла не нравиться мужчинам. Именно такая женщина могла быть достойна внимания Георгия. Но таких мало. Их трудно найти в мире людей, терзаемых страхом и сомнениями.

Он любил Вику и ни о чем не жалел. Жена, не жена – какая разница? Он простил ее измену, ее ложь, ее кокетство. Он все ей простил, в том числе и других мужчин. Главное, что ребенок, которого она носила, был его, Георгия. И он не зря поклялся, что найдет где угодно, из-под земли достанет того мерзкого «шакала», посмевшего поднять руку на его женщину! Он его накажет! Сам. По своему собственному закону. Но только после того, как будет уверен, что нашел убийцу Вики, что ошибки быть не может.

Именно потому Кирилл Дубровин все еще ходит по земле, что Георгию точно неизвестно – он ли тот «шакал», который должен жалеть, что родился на свет. Георгий не бандит, он мститель. А месть священна; она чиста, как прозрачная вода горных озер. Да, он простил Вике все, но того, кто лишил ее жизни, он прощать не собирался!

Георгий сжал зубы и застонал. Как это все на него навалилось! И сложности в делах, и разборки с партнерами, и смерть любимой женщины. А теперь ему еще приходилось заниматься самостоятельным расследованием. Он не мог переложить ответственность на милицию. Они плохо ищут. Если же паче чаяния им посчастливится поймать убийцу, Георгию они его не отдадут. Такой исход дела допустить нельзя. Георгий не сможет смыть пятно позора со своей чести, если «шакал» примет смерть не от его руки! Ему ничего не остается, как самому найти проклятого мерзавца, а потом резать его тонкими полосками, как мясо, которое так вкусно готовила мама Георгия с лапшой и овощами.

Только это смогло бы успокоить его боль, остудить горящее ненавистью сердце, жаждущее справедливого возмездия! Если убийца – Кирилл, он не уйдет от расплаты.

Вчера, получив известие от Паши и Арсена, Гладышев поехал в «Охотник» вместе с Георгием. Директор захотел посмотреть, с кем проводит время предполагаемый «шакал». Ему докладывали о длинноногой блондинке, а Дубровин танцевал с самой обыкновенной женщиной, правда, довольно привлекательной. Взглядом, осанкой и повадками она чем-то напомнила Георгию Вику. Женщина была в платье цвета спелого граната, ее лицо сияло внутренней силой, которая представляла для Георгия главное, что он ценил в людях. Хотя она была и не в его вкусе, все же вызывала подсознательную симпатию. Пожалуй, нужно будет присмотреть за ней, чтобы она не стала очередной жертвой Дубровина. Черт знает, что у него на уме?! Понимая, зачем он встречается с этой женщиной, как он себя ведет, чего добивается, какие цели преследует, Георгий сможет разобраться, что произошло с Викой. Дубровин – это пока единственная ниточка, потянув за которую можно разматывать запутанный клубок событий. Больше ничего. Никаких зацепок.

Какой-то он непонятный, этот Кирилл. С одной стороны – не трус и не ничтожество. Вон как отделал гридинских охранников! С другой стороны – если человек совсем уж ни на что не годящийся, то он никогда не решится на убийство. Чтобы лишить жизни себе подобного, нужно иметь хоть чуть-чуть характера.

Еще странность – все эти жуткие личности, то ли сумасшедшие, то ли колдуны, или экстрасенсы, или жаждущие подобных услуг, поджидающие Дубровина в подъезде, возле дома, звонящие ему по телефону. Ну что это? Почему вдруг они стали липнуть к Кириллу? Он не маг, не ясновидящий, не целитель, не святой, не гуру – он бизнесмен. А это вещи несовместимые.

Георгий вздохнул и налил себе холодной водки в хрустальный стаканчик. Выпив, он вернулся к мыслям о мести. Ему казалось, что он слышит шепот сотен давно истлевших поколений его гордых предков, пращуров, ушедших в Долину Снов, непокоренных, великих. Они бы одобрили его решение. Мужчина может смыть обиду только кровью. Он не успокоится, пока не сделает этого.

Месть представлялась Георгию сладостной, как слезы счастья, как горячий, душистый ветер с высокогорных лугов…

Новый шведский холодильник плохо смотрелся на старой, давно не ремонтированной кухне, оклеенной выцветшими и кое-где отставшими обоями. Плитка потрескалась, потолок пожелтел, а раковину давным-давно пора было заменить. На некрашеном подоконнике стоял пышно цветущий бальзамин, пахло кипяченым молоком и средством для мытья посуды. В окно заглядывал ясный зимний день, белый, слегка морозный.

Нина Никифоровна Климова сидела за столом с вытертой от времени клеенкой, подперев голову рукой, пригорюнившись. Она отключила телефон, который буквально не давал ей ни минуты покоя. Казалось, он раскалился не столько от звонков, сколько от выплескиваемого посредством него негодования, возмущения, а то и откровенных угроз.

Арнольд умер и похоронен. Вчера она ходила на его могилу, где смерзшиеся комья земли, едва прикрытые оставшимися еловыми ветками и скрюченными, задубевшими от холода гвоздиками, вызвали у нее глухую тоску и желание плакать.

По щеке Нины Никифоровны потекла слеза. Суровый супруг ни разу за всю их совместную жизнь не дарил ей цветов. Он считал это «баловством и напрасной тратой денег». Только в день свадьбы, если это можно было так назвать, он преподнес ей жидкий букетик гвоздик, за который ей было стыдно всю церемонию. Теперь такие же жалкие гвоздики лежали на куче земли, которая составляла все нынешнее достояние господина Климова.

«Интересно, что он вспоминал перед смертью? – подумала Нина Никифоровна, доставая носовой платок и вытирая слезы. – Было ли что-то такое, о чем он жалел? Чего не хотел оставлять в этом закрытом теперь для него мире?»

Если он и жалел, то, скорее всего, о том, чего не успел испытать сполна, почувствовать, насладиться. Он всегда и во всем отказывал не только себе, но и ей, и детям. Ради чего? Какие такие «необыкновенные ценности» заменили ему повседневные радости и удовольствия жизни? Бедный Арнольд! Похоже, что ему нечего было жалеть в том мире, из которого он так неожиданно ушел!