Убей свою любовь - Крамер Марина

– Выходит, ты меня на детской барахолке купил? – невесело усмехнулась я. – Кто-то сдал за ненадобностью, а ты приобрел?

– Дура ты! – грустно бросил папа. – Да за какие деньги можно купить то, что в душе-то? В сердце? Оглянись кругом – ты ведь одна мне родная-то и была в жизни. Чужая кровь – а лучше своей, ближе. Родные сыновья продали – а ты только вытаскивала да помогала. И всегда при мне была, как бы хорошо или плохо ни было в жизни. Их похоронил вот – а ты рядом. Они, гниды кровные, за деньги меня наркошам сдали, а ты, чужая вроде, готова была за меня глотки грызть – и за них тоже, кстати.

Мы помолчали. Я все старалась услышать внутри какой-то звук, знак, говоривший бы мне о том, что я испытываю, узнав правду, но нет – все было тихо. Ничего не изменилось. Он мой отец, я его дочь – что может ухудшить разговор о каком-то удочерении? Папа меня любил по-настоящему, и это не было пустым звуком или показным баловством. Он воспитал меня так, как сумел, и не самый худший вышел результат.

– Ты это... если мать-отца захочешь найти, так там, в сейфе, папка лежит в полке, под бумагами. И адрес есть, и места работы – ну, если еще работают там, конечно. – Папа вздохнул, а я искренне удивилась:

– А зачем? У меня один отец – ты. К чему мне встреча с каким-то Петром Ивановичем Тютькиным-Пупкиным-или-как-его-там? Сказать спасибо за то, что зачал и в детдом спихнул? Или хозяйство отстрелить, чтоб больше не чесалось? Ну, глупо ведь, папа. Ты мой отец, мой настоящий отец. Зачем мне кто-то еще?

Я села на пол у его ног и положила голову на его колено. Дикое дело – мой папа плачет... Плачет такими искренними слезами, что мороз продрал по коже.

– Ты что же... боялся, что я буду их искать? Папа...

– Ты знаешь, Санька, а ведь какая странная штука душа... прикипел к тебе – не оторвать, и все боялся, что кто-то тебе расскажет, а ты и кинешься – родные все-таки.

– Тю! Таких родных знаешь куда надо? Ага, вот то-то! Все, пойдем спать, я что-то совсем уже...

Встав с пола, я потянулась и сказала:

– Мне бы теперь Сашку поднять.

– Он сам поднимется. Совсем обгорел теперь твой Акела.

– Ой, ерунда, мне неважно – лишь бы живой, здоровый и мой.

– Да? – вдруг лукаво усмехнулся отец. – А как же твой качок в блестящих стрингах?

Я чуть не упала от такого заявления. К лицу прилила кровь, и стало жарко-жарко, как в парной.

– Кто?! – не совсем натурально удивилась я, и папа хмыкнул:

– Ой, да не юли, Сашка, давно уже все знаем, и я, и Акела.

С ощущением, что мне врезали под ложечку, я опустилась в кресло и жалобно посмотрела на отца:

– Ты шутишь?

– Ни грамма. У тетки твоей Сары шпионская сеть почище ментовской, все пронюхала и донесла, едва ты в самолет села.

– И Акела все это время... знал?!

– Знал. Но он же не дурак, чтобы по такой ерунде воспаляться. Погуляла – и ладно.

Щеки мои горели, как бумажные маки на первомайской демонстрации. Какой позор... муж знал, что я переспала с каким-то стриптизером, и молчал...

– А что он тебе должен был сказать? Ай-я-яй, нехорошо? Ты и сама знаешь. Поехать и порвать его там на сто пар стрингов? Не для Акелы – так низко падать. Так и сказал – мол, было и было. Надо же ей с чем-то сравнить.

– Фу, папа, хватит! – взревела я и побежала к себе, сопровождаемая отцовским смехом.

Документы о своем удочерении я все-таки прочла, но скорее просто из любопытства, чем из желания узнать, кем были мои настоящие родители. Вполне благополучная семья, и женаты были, когда я родилась, и работали оба. Но в отказном заявлении, написанном моей маменькой Ириной Антоновной, значилось: «Не имею материальных возможностей для содержания и воспитания ребенка». Очень смешно – зубной техник и инженер-технолог на предприятии в то время не могли содержать ребенка, имея даже отдельную квартиру. Но папа пояснил, что собирались эти товарищи в длительную загранкомандировку, и я им там была совсем не нужна. Вот так – родили и отдали, чтобы не мешала деньги копить на автомобиль «Москвич». Дай им бог здоровья...

Больше я никогда не возвращалась к разговору о настоящих родителях, словно их и не было вообще. Это не они меня – это я их вычеркнула. У меня есть отец – пусть не самый законопослушный гражданин, зато ему я нужна.

Я стала много времени проводить с мужем, потому что больше меня никуда не тянуло, а забота о нем доставляла удовольствие. Окрепнув, он стал подолгу рассказывать мне какие-то увлекательные и интересные факты из самурайских преданий. Я слушала, боясь перебить, и понимала, что Акела в своей стихии, и все, что о нем говорят, неправда – он вот такой, спокойный, увлеченный и ни капли не жестокий. Сложись его жизнь чуть иначе – мог бы стать преподавателем, например. Мне казалось, что это бы ему очень подошло – никогда прежде я не встречала людей, способных настолько заинтересовать и заставить проникнуться их увлечениями.

Однажды я решилась и рассказала ему о том, что узнала от отца. Акела долго молчал, поглаживая мою руку пальцем.

– Знаешь, малышка, необязательно быть родными по крови, чтобы чувствовать родство. Фима вот не обращал на это внимания.

– Ты... даже не удивился? – медленно проговорила я, и он вздохнул:

– Я это знал с того момента, как женился на тебе. Еще до свадьбы Фима меня к себе вызвал и объяснил, что к чему. Да еще и пообещал – сама понимаешь, что и за что.

– И ты знал и даже не намекнул?!

– А зачем, Аля? Что это меняет? Мне неважно, кто твой отец на самом деле, тебя Фима воспитал. И потом – ну, тебе ли задавать подобные вопросы, когда столько лет ты ухитрялась сохранять в тайне все, что знала о Семене? А ну как спрошу – почему не поделилась со мной? – Он улыбнулся, насколько позволяло обожженное лицо, покрытое коричневой коркой. – Так что не только ты умеешь хранить чужие секреты, Аленька.

Когда Саша смог выходить на улицу, мы часто бродили по двору и наслаждались тишиной, покоем и обществом друг друга.

– Мне нужно было взорваться в машине, чтобы стать ближе к собственной жене, – шутил он, а я была просто рада, что он ходит, двигается, разговаривает, что он спокоен и ничем не озабочен, как бывало.

И как-то тихим мартовским утром Сашка вдруг произнес то, о чем я думала с того самого дня, как узнала правду о себе.

– Аленька, а как ты думаешь, мы с тобой могли бы...

– Что?

– Мы могли бы взять ребенка из детдома? – И я едва не задохнулась от очередного доказательства его любви и понимания.

– Мы могли бы подумать, – пробормотала я, пряча слезы.

Счастье – оно напоминает по цвету радугу, оно переливается и искрится, оно источает сладкий аромат первой клубники и нежных цветов. Именно такое ощущение возникло у меня, когда я вышла из машины и замерла на крыльце детского дома. Сегодня исполнится мечта моего мужа – он станет отцом. Нашу дочку зовут Соня, это кудрявая шатенка с распахнутыми карими глазами. И она не испугалась, когда впервые увидела Акелу. Сашка не хотел сначала подниматься в огромный зал, где нам предстояла встреча с девочкой, и я в душе понимала его опасения, но все-таки настояла на своем, и мы пошли вместе. Девочка смущенно топталась на одном месте и не решалась подойти ближе, но потом, когда Акела присел на корточки, вдруг рванулась и побежала к нему. Остановившись в шаге, она спросила, чуть картавя:

– Можно, я тебя потрогаю? Ты настоящий?

– Потрогай, – улыбнулся он, и девочка крошечным пальчиком дотянулась до его щеки.

– Настоящий, – удовлетворенно кивнула она и побежала в группу, крича на ходу: – А мой папа будет работать пиратом!

Сегодня я приехала за ней одна, и девочка, встретившая меня в холле уже одетой и с плюшевым зайцем под мышкой, огорченно спросила:

– А где папа?

Она с первого дня стала называть Сашку папой, хотя меня не называла никак. Я не обижалась, понимая, что должно пройти время.

– Он ждет нас дома, Соня. Поедем? – Я протянула руку, и малышка вложила в нее свою ладошку:

– Поедем.

Когда дверь детского дома закрылась за нашими спинами, я подумала, что сделаю все, чтобы эта девочка чувствовала себя родной в нашей семье. И в этом мне помогут муж и отец, которого Соня через пару встреч стала называть «деда Фима». Папа млел и баловался с ней на равных, забыв о возрасте и о двух инфарктах. И я твердо знала: на его помощь и поддержку я всегда смогу рассчитывать. Потому что кто, как не он, вырастил и воспитал меня. У Сони будет все – и дело не в деньгах, доме и возможностях, а совсем в другом. В нашей семье она будет родной дочерью и внучкой. Но если, став старше, она захочет узнать, кто ее родители, я поступлю так же, как мой отец, – не утаю ничего. А там – пусть решает сама.

Стихи Светланы Иваненко.

Самая известная женщина-снайпер времен ВОВ, Герой Советского Союза.

Дерьмо.