В лесной глуши - Фуэнтес Эухенио

Купидо понял, что больше ничего из него не вытянет. Молина был из тех людей, что доверяют скорее поступкам, чем словам, но, несмотря на это, в разговоре был достаточно открыт. Детектив спросил себя: не прячется ли за этой манерой говорить общо и безапелляционно желание не сказать ничего конкретного, скрыть какие-то факты? Купидо мог объяснить по отдельности значение каждой из фраз этого человека, но в них присутствовал некий подспудный смысл, ускользавший от сыщика. Рикардо не хотел ничего упустить, поэтому решился спросить:

– Где вы были в эту среду?

Молина сделал каменное лицо, он не ждал такого вопроса после своих откровений.

– На этот раз я при всем желании не мог услышать никакого выстрела. У меня был выходной, и я провел его в Бреде. Есть двадцать свидетелей, которые меня там видели, – ответил он сухо, почти раздраженно. – Разве лейтенант вам об этом не сказал?

Детектив понял, что ошибся. Молину не так-то легко провести, и слегка припугнуть тоже не удастся. Ответив на последний вопрос, егерь решительно повернулся к Купидо спиной, сел в джип и умчался, подняв облако пыли.

На обратной дороге Рикардо упрекал себя за излишнюю поспешность. Не будучи человеком импульсивным, он умел обдумать свои вопросы, но в этом случае не сдержался. Такое случалось с ним крайне редко – обычно он помнил слова Дарвина и применял их к своей работе, как эффективное противоядие от душевного волнения: «Размышлять во время наблюдения – пагубно; но как полезно это оказывается потом...» В конце концов, у слов, обозначающих названия двух совершенно разных профессий – следователя и исследователя, – один корень. Сыщик слишком поспешил, и Молина ускользнул как угорь – ведь Рикардо не выждал достаточно времени, чтобы тот проникся к нему доверием.

Купидо громко выругался, поняв, что поужинать нигде не успеет. Он был голоден как волк, но ни в одном ресторане его уже не обслужат. Доехав до города, детектив купил пару сэндвичей, бутылку вина «Рибера дель Дуэро» и вернулся домой. Он не любил пить в одиночестве, однако, доедая бутерброды, приканчивал уже четвертую рюмку. Желание курить вернулось с такой непредвиденной и неистовой силой, что в поисках сигареты он обшарил все карманы одежды в шкафу, прежде чем пришел в себя и остановился.

Ему необходимо было подвигаться, выйти на улицу, и он решил отправиться к донье Виктории, хотя и рисковал прервать ее сон или отдых.

Служанка не заставила его долго ждать. Она провела Купидо в знакомую гостиную, с тем же самым светом, проникавшим сквозь занавески, тем же запахом старинного серебра и с тем ощущением грустного полумрака, которое производят большие дома без единой цветочной вазы. Теперь детективу показалось, что в помещении прибавилось декоративных украшений. Ему стало интересно, что именно перекочевало сюда из домов, похороненных под водами озера. Поговаривали, будто кто-то видел на одном из них очень красивые оконные решетки. В те дни, когда вода начала прибывать, путь в селение по земле оказался отрезан, и донья Виктория неоднократно плавала туда на лодке, чтобы спасти лепнину, архитектурные украшения и решетки, которые хозяева не смогли перевезти или просто не подозревали об их истинной ценности. Возможно, это она и имела в виду, говоря о прогулках с его отцом на старенькой лодке, прогулках, у которых теперь появлялся немного пиратский привкус.

Донья Виктория, не поднимаясь, протянула ему высохшую руку, испещренную пигментными пятнами и изрезанную прозрачными голубыми венами. Пожав ее, Купидо увидел те же овальные золотые часы на запястье, тот же знакомый браслет, обручальное кольцо и перстни, немного вычурные, которые, наверное, уже нельзя было снять со слегка распухших в суставах пальцев. Ее лицо как будто подурнело, будто она постарела за прошедшую с их предыдущей встречи неделю.

Поздоровавшись с ней, Рикардо подошел к адвокату, который стоял у окна. Детектив не мог удержаться, чтобы еще раз не взглянуть на его губы: когда тот говорил, болячки вокруг рта придавали лицу определенную строгость. Эспосито не стал дожидаться указаний от доньи Виктории и сам направился к серванту, чтобы налить коньяк и портвейн.

– Я знала, что вы придете к нам снова, – молвила старуха. – Когда убили вторую девушку, я поняла, что вы захотите поговорить с нами. Ведь более подходящих подозреваемых не сыскать.

Купидо обрадовался, что она сама направила разговор в нужное русло, как и в первый раз. Но теперь ее голос показался ему грустным, словно она смирилась с этой битвой, вести которую явно не хотела, хотя и от победы отказываться было глупо.