Дочь самурая - Сильвен Доминик

— А отрезанная рука?

— Сама по себе она мало что означает. Но если, подобно мексиканцам, объединить ее с черепами, сердцами и скорпионами, то получится символ смерти.

— В данном деле у нас маловато сомбреро и скорпионов. Есть только этот чертов гвоздь. Символ, безусловно, христианский. Алис выступала на религиозных праздниках. Свадьбы, конфирмации…

— Связь может быть не такой прямой, Лола.

— Что ты имеешь в виду?

— А что, если отрезанная рука — параллель не с самой Алис, а с фильмом о ее смерти?

Ингрид была вся внимание и, казалось, забыла о своих неприятностях. Доктор Леже никогда не обманывал их ожиданий, надо только дать ему волю.

— Давай, Антуан, мы тебя слушаем.

— Психоаналитики любят сравнивать руку с глазом.

— Говори, это звучит многообещающе.

— Человеческая рука связана с видением, иначе говоря, с познанием. Не забывай, что ею мы пишем буквы, таким образом выражая свои мысли.

— Я и не думала об этом! И художники создают свои произведения руками. Особенно графики. Да, все бы совпадало, вот невезение!

— Ты о ком?

— Об одном рисовальщике анатомических атласов. Он бы как раз подошел на роль преступника. Увы, в решающий момент он был в Германии.

— Досадно.

— А что ты думаешь о высокой башне?

— Оставим в стороне фаллический символ и остановимся на Вавилонской башне, символе гордыни. Человек строит башню, чтобы подняться на божественную высоту.

— Возможно, речь идет об экзальтированном мистике. Это первое, что пришло мне в голову.

— Может быть, но доказательств нет.

— А что, если «Астор Майо» выбрали, потому что Алис бывала там раньше? — вмешалась Ингрид. — В знакомом месте меньше остерегаешься.

Психоаналитику и бывшему комиссару понадобилось время, чтобы переварить предложение Ингрид.

— Это совпадает с тем, что сказал Жюль Паризи, — ответила Лола. — Алис уже случалось выступать в этом отеле. Неплохо, Ингрид.

— Что касается Эрика Бюффа, он ведь мог действовать не сам, а передать руку кому-то другому или же продать ее.

Лола восхищенно присвистнула. Ложечка Антуана на секунду замерла в воздухе. Ингрид слегка улыбнулась и заказала Хадидже Дюшан крепкий двойной эспрессо.

Интересно, рисовальщик все еще в Германии? Может быть, он отключил свой мобильный, как другие бросают курить? Найдя в телефонном справочнике Эрика Бюффа, проживающего на улице Эдгар-Варез, как и сказала Фрамбуаз, Лола позвонила ему домой, представившись смотрительницей Музея большой и малой смерти в Обена. Повар Фабрис сообщил ей, что Бюффа вернется через три дня, а свой мобильник он забыл в Париже.

Подруги выбрали набережную Вальми, чтобы попытаться осмыслить произошедшее. Артюр Рюфен жил возле канала. И в двух шагах от Святого Фелиция, где священнодействовал Диего Карли. В этой самой больнице выступали Алис и Морис, чтобы развеселить больных. В здании размещались морг, лаборатория, которая проводила исследования и для министерства внутренних дел, и бассейн, полный трупов. В котором мокло тело злосчастного Артюра Рюфена. Между тем в другом, более шикарном округе возвышался четырехзвездочный отель с великолепным видом на столицу. И это последнее, что увидела Алис перед смертью.

— Хотелось бы мне знать, Ингрид, какая может быть связь между высоченной современной башней и большущей обшарпанной больницей?

— Я бы тоже хотела.

— Разумеется, можно провести черту между разрозненными точками. В Мексике рука — символ смерти. А Диего принадлежит к испанской культуре.

— И еще есть башня, означающая вызов, брошенный человеком Богу, и гвоздь в руке распятого.

— А может, мы напрасно все усложняем, как ты совершенно точно заметила, Ингрид. Вдруг все гораздо проще?

— Да, но найти простые хорошие решения труднее всего.

Вместо хорошего решения они нашли скамейку на солнышке. И сели на нее, чтобы сосредоточиться. Обе закрыли глаза и, как подсолнечники, подставили лица под живительные лучи.

— Я прослушала сообщения на твоем автоответчике, Ингрид. Ты простишь мою бесцеремонность?

— Уже простила.

— Жорж Лебуте непременно хочет тебя заполучить.

— Не такая уж глупая мысль, особенно теперь, когда Тимоти Харлен меня выгнал.

— Обещаю, что мы что-нибудь придумаем, детка. Я сумею заставить твоего Тимоти переменить мнение.

— Мне всегда нравился твой оптимизм, Лола. А что еще?