Дар великой любви, или Я не умею прощать - Крамер Марина

– Алекс… ты пойми простую вещь… – заговорила Мэри, перестав плакать. – Никто, кроме тебя, – понимаешь? Никто – потому что нет, наверное, в моей ситуации большего счастья, чем умереть от руки любимого человека.

Алекс вздрогнул и поднял глаза – Мэри улыбалась.

– А что – ты не знал? Не знал, что я все эти годы любила тебя? Разве это было так уж незаметно?

Алекс почувствовал, что не может говорить – словно голосовые связки парализовало и ни один звук не рождается. Она носила это в себе все время, не давая чувствам одержать верх над разумом, и ей это удалось. Она все-таки переиграла его, маленькая рыжая колючка, переиграла даже вот так – обездвиженная навсегда, лишенная даже возможности вытереть слезы. Переиграла его, считавшего себя непобедимым. Ох, Мэри, Мэри…

Его щеку что-то обожгло, и Алекс к своему ужасу понял, что плачет. Впервые в жизни ему не было стыдно и страшно, что кто-то увидит его слабость. Он был уверен в том, что Мэри все понимает и не осуждает его за эти эмоции. В конце концов, не этого ли она добивалась все годы, что они были знакомы?

– Алекс…

– Не дави на меня, – огрызнулся он. – Ты думаешь, это так легко?

– Нет. Я думаю, что это очень трудно. Но уверена, что ты справишься. Мне больше не на кого надеяться.

– Я сказал, мне надо подумать.

– Только не тяни, ладно? – попросила Мэри. – Мне с каждым днем все хуже, я не могу терпеть боль…

– Джеф привезет лекарство.

– Ты не понял… Мне не нужно лекарство.

– Я прекрасно тебя понял. Но пока я не приму решение… прошу тебя… не отказывайся…

Алекс удивился сам себе – он не отдавал приказы, не требовал – просил. И даже у Мэри не повернулся язык отказать ему.

– Хорошо, – сдалась она, закрывая глаза. – Но сделай так, чтобы мне не пришлось терпеть слишком долго, хорошо?

– Конечно.

Он встал и собрался уйти, но потом вернулся, наклонился и поцеловал Мэри. Она открыла глаза, удивленно захлопала ресницами:

– Ты что? Зачем?

– Я так хочу.

– А-а-а… – протянула она понимающе. – Ну, что ж…

Алекс давно не помнил себя таким пьяным. Он сидел в ресторане и, практически не закусывая, пил коньяк стаканами. В голове уже все плыло, лица окружающих сливались в одну мерзкую рожу, в которую хотелось заехать кулаком. Сигарета не прикуривалась, пламя зажигалки никак не желало облизывать ее кончик, и Алекс, разозлившись, швырнул зажигалку куда-то за спину. Остатки сознания вопили о том, что самостоятельно он отсюда не выберется, и последнее, что Алекс успел сделать, это набрать Джефу.

Когда тот приехал, Алекс уже спал, положив голову на скрещенные на столе руки. Джеф оплатил счет, взвалил невменяемого Алекса на плечо и потащил к машине. Везти его к себе в таком состоянии Джеф не решился, чтобы не волновать Марго, а потому пришлось воспользоваться ключом от квартиры Мэри.

Уложив Алекса на кровать в спальне, Джеф вытер вспотевший от напряжения лоб и пошел в кухню. Оставлять приятеля в одиночестве он не решился, позвонил Марго и сказал, что встретил друга, с которым много лет не виделся. Марго задала пару вопросов и, получив вразумительные ответы, успокоилась и сказала, что ложится спать. Джеф облегченно вздохнул и отключил телефон.

Алекс спал, раскинувшись в постели Мэри, и Джеф вдруг подумал, что это символично. Мэри крайне редко позволяла ему ночевать здесь, а теперь, когда ее нет, Алекс спит в ее постели. Джеф, как и Марго, искренне считал, что эти двое подходят друг другу как болт и гайка, но почему-то боятся признаться в этом.

Он вышел на балкон, закурил, облокотившись на перила. Мэри не признавала остекления, а потому, купив квартиру, заставила рабочих снять рамы.

– Как я попал сюда? – раздался вдруг за спиной голос Алекса, и Джеф, вздрогнув, выронил сигарету.

Алекс стоял на пороге балкона, ухватившись руками за переплет двери. Глаза его были мутными от выпитого, его пошатывало, однако он довольно неплохо держался на ногах.

– Я забрал тебя из ресторана.

Джеф подошел вплотную, и Алекс шагнул назад в комнату, впуская его.

– Есть что выпить? – спросил он, и Джеф пожал плечами.

– Я тут не живу.

– У нее всегда есть, я знаю. Поищи в кухне.

Джеф вздохнул и отправился на поиски спиртного. Идти в магазин не хотелось, и, найдя в шкафу бутылку коньяка, он обрадовался.

– Пойдет? – спросил он, демонстрируя находку усевшемуся в углу за столом Алексу, и тот удовлетворенно кивнул:

– У девочки всегда был хороший вкус на спиртное. Почти армянский.

– Говорят, ее муж хорошо разбирался в коньяке, – заметил Джеф, откупоривая бутылку.

– Да уж… он хорошо разбирался во многих вещах… только в Мэри ошибся.

– Как она? – поинтересовался Джеф, усаживаясь за стол и наливая коньяк в две рюмки.

Алекс обнял свою длинными пальцами и замер, глядя куда-то в пространство. Когда же он перевел взгляд на Джефа, тот невольно вздрогнул – глаза Алекса сделались совершенно черными и страшными, как два бездонных колодца.

– Ее почти нет. Понимаешь? Почти нет.

Залпом влив в себя коньяк, Алекс даже не поморщился и протянул руку за бутылкой.

– Тебе не хватит ли? – с сомнением протянул Джеф, но, наткнувшись на взгляд этих страшных глаз, понял – лучше не лезть.

– Я должен решить… сейчас должен решить… – пробормотал Алекс, наполняя рюмку.

– Что решить?

– Ты не поймешь… и никто не поймет… а она вот поняла бы. И не осудила бы, я знаю…

Бормотание Алекса становилось все невнятнее, и Джеф перестал напрягать слух и разум – завтра, когда проспится, расскажет нормально. Если, конечно, захочет.

Через три дня Алекс сидел в палате Мэри, смотрел на спящую и думал. В кармане лежал шприц, но вынуть его у Алекса не хватало духу. Следов препарата не обнаружила бы никакая экспертиза, это почти физиологическая жидкость, но дело не в этом. Алекс не мог – физически не мог себя заставить сделать это. Наверное, это будет единственный прецедент, когда лишенный жизни человек станет являться к нему во снах. Алекс точно знал, что не сможет больше спокойно жить – в любом случае. Как раз та ситуация, из которой нет выхода. Все, что ни сделай, обернется против него. Знать, что Мэри живет и мучается, он тоже вряд ли сможет.

Она внезапно открыла глаза, словно почувствовала его присутствие и душевные терзания. Едва взглянув на него, Мэри, кажется, поняла – он сделал то, что обещал, нашел способ, однако что-то смущает его, не дает закончить.

– Не мучайся так. Поверь – будет лучше всем. Ты же сам говорил – нужно поступать так, как подсказывает сердце.

– Не надо, Мэри! – хрипло попросил Алекс, отворачиваясь.

– Ты ведь все понимаешь, да? Мы с тобой одни, нам никто не помешает. Я бы очень хотела увидеть Марго… в последний раз, – слизнув скатившуюся на губы слезу, прошептала Мэри. – Но я понимаю – ей нельзя… ты просто скажи ей, что я… я очень ее любила… скажешь?

Алекс вскочил, не в силах слушать ее тихий шепот, не в силах видеть слезы, катящиеся по щекам. Отойдя к стене, он со всей силы ударил в кафель кулаками и застонал:

– За что, Мэри?! За что ты так наказала меня?!

– Прекрати, – сморщилась она. – Ты никогда не был романтичным мальчиком – так к чему сейчас этот театр одного хренового актера? Я все решила, так давай уже закончим – и каждый пойдет туда, где ему место.

Алекс медленно вернулся к кровати, наклонился и взял лицо Мэри в ладони. Она не плакала больше, смотрела на него распахнутыми голубыми глазами и чуть улыбалась:

– Не бойся. Все будет хорошо.

И он понял – она не отступится. Она все решила. И он не в силах отменить это решение, он не может уйти и предать ее. Не может. Он должен ей помочь – иначе какой он, к чертям, ангел-хранитель?

Вынув шприц, Алекс снял резиновую пробку подключичного катетера и вставил канюлю шприца в горлышко. Мэри наблюдала за ним, чуть скосив глаза в сторону торчащей трубки.

Алекс долго держал палец на поршне, чувствуя себя так, словно в руке у него не обыкновенный одноразовый шприц, а снова снайперская винтовка и палец лежит на спусковом крючке. Еще секунда – и все…

– Не смотри на меня, – малодушно попросил он, и Мэри, сжалившись, закрыла глаза.

Когда пустой шприц вернулся на свое место в кармане пиджака, Алекс вдруг понял – все. Теперь ничего нельзя изменить, исправить, сделать по-другому. И он вынужден сидеть и смотреть, как она умирает.

– Тебе не будет больно, Мэри. Я обещаю. Я сделал все, чтобы ты не почувствовала, – прошептал он, склонившись к ее уху. – Ты просто уснешь, девочка. Уснешь – и все. А дальше только покой…

– Обними меня, – попросила она. – Мне очень страшно…

– Не бойся. Никогда ничего не бойся, пока я с тобой.

Алекс осторожно прилег на кровать и обнял Мэри. Она улыбнулась, не открывая глаз, и тихо прошептала:

– Спасибо… Ты знаешь, а ведь я только сейчас поняла, зачем ты позвонил мне тогда ночью из Лондона, зачем звал к себе.