Изысканный адреналин - Брикер Мария

Настроение у Ильина испортилось.

– Бутырского подставляли, но и жертв убийца выбирал неслучайных, – буркнул Андрей Витальевич. – Двойной мотив выходит.

– Не знаю, не знаю… Почему ты считаешь, что двойной мотив? Давай по порядку разбираться. Много лет назад профессор психологии Замятин, воспользовавшись служебным положением, изнасиловал трех своих аспиранток: Ирину Матвееву, Марину Чухрай и Маргариту Уланскую. Возможно, девушек, которым не повезло, было больше, но остановимся на этих трех. Потом кто-то убивает Замятина, убийцу так и не находят, подозреваемых по делу отпускают за недостатком улик. Проходит хрен знает сколько времени, кто-то начинает мстить за смерть профессора и избавляется по очереди от подозреваемых по делу, а заодно пытается активно подставить сына Замятина. Тебя это не наводит на мысль, Ильин, что Бутырский причастен к смерти своего папаши? Следствие до этого не докопалось, поэтому он в список подозреваемых не попал, но у преступника может на этот счет быть своя версия. Бутырский наверняка папашу своего грохнул. Уверен!

Ильин тяжело вздохнул: Зыбин снова перевел тему на Бутырского, заскок, что поделаешь, однако логика в этом была.

– Грохнул или нет, теперь это уже неважно – сколько лет прошло. Меня больше другой вопрос интересует: почему убийца так долго ждал? – решил перевести в конструктивное русло разговор Андрей Витальевич.

– План мести вынашивал, инфу собирал, да мало ли что, – предположил Зыбин. – Вернемся к тому, на чем остановились. Итак, отравив первую жертву и понимая, что прокуратура дело об убийстве Матвеевой спустила на тормозах, убийца предпринимает еще одну попытку подставить Бутырского, пришивает следующую обиженную аспирантку папаши Бутырского, Марину Чухрай. Убийца травит ее тетродетоксином, редким ядом, чтобы снова привлечь к убийствам внимание прокуратуры. Преступник рассчитывает, что дела объединят в одно, начнут снова копать и выйдут на Бутырского. Но этого не происходит, очередное дело падает в архив. Убийца в бешенстве и затевает новую авантюру.

– Скорее крыша поехала окончательно, убийца вошел во вкус игры, – вставил свое слово Ильин.

– Согласен, и началась игра по-крупному. Последняя подозреваемая по делу, Маргарита Уланская, – персона серьезная. К ней так просто не подберешься, травануть ее тетродетоксином при желании можно, конечно, но сложно. Да и не факт, что дело в очередной раз не сорвется. Поэтому убийца разрабатывает гениальный план: внимательно следит за Бутырским и Уланской, анализирует их жизнь, находит «заинтересованных» персонажей и руководит их мотивациями. Елки, у этой бабы не ум, а цифровая машина! Столкнуть лбами таких монстров, как Уланская и Бутырский, – только гений способен организовать подобную аферу, и только гений мог до подобного допереть, – Ильин порозовел и надулся от гордости, но Зыбин уточнил: – Дай бог Штерну здоровья. Гений, он во всем гений, у них мозги устроены иначе, не то что у нас, простых смертных, – и Андрей Витальевич сдулся, но не обиделся. С Зыбиным он был полностью согласен: если бы не гроссмейстер, то понять логику преступника было бы нереально.

– Вы тоже полагаете, что все это придумала и воплотила женщина?

– Это очевидно, голубчик. Ты же сам сказал, что клиентами Ирины Матвеевой в основном были бабы, которые заказывали любовный приворот.

– Да, но мужики ведь тоже были!

– Сомневаюсь, чтобы любовный приворот на Бутырского заказал мужик.

– Логично, – согласился Ильин и задумался. – Знаете, Антон Петрович, не выходит у меня из головы одна мысль. Мне кажется, с мотивом все сложнее. Надо бы Штерну позвонить, предупредить. Как бы он под раздачу не попал, ведь все планы убийце спутал.

– После, голубчик, сейчас первоочередная задача вычислить кукушку.

– Как вы сказали – кукушку? Почему кукушку?

– С языка слетело просто, – пожал плечами Зыбин. – Ты про Зозулечку говорил, а так на юге кукушку называют. Вот я и ляпнул. А что?

– Так, ничего, – задумчиво сказал Ильин, он сам не понял, почему в душе шевельнулось что-то мутное и скользкое.

– Истина где-то рядом, никуда убийца теперь от нас не денется, вычислим. Ну, где там наша Зойка? – Антон Петрович посмотрел на часы и взял телефонную трубку, чтобы свидетельницу привели для допроса. А Ильин придвинул к себе дело Замятина и зашуршал страницами протоколов, пытаясь еще раз воспроизвести в памяти события прошлых лет.

Зойка смертельно походила на легендарную Маньку-Облигацию из фильма «Место встречи изменить нельзя»: потрепанная разгульной жизнью девица лет тридцати пяти, в шляпке и кокетливом платьице, со свежим фингалом под глазом. Так и ожидалось, что сейчас с ее девичьих уст сорвется крылатое выражение: «Не бери на понт, мусор!»

Однако ничего такого романтически-ностальгического с Зойкиных уст не слетело, она жеманно поправила кудри, надула пузырь из жвачки, засунула его пальцем обратно в рот и покрыла работников правопорядка такой отборной матерщиной, что у Зыбина уши в трубочку свернулись, а Ильин смутился и покраснел. Да, подумал Антон Петрович, времена изменились.

– Так чего надо-то? – удовлетворенная произведенным эффектом, миролюбиво спросила Зойка и икнула, обдав всех алкогольными парами.

– От тебя нам надо, Зоя, получить ответ на вопрос, – Ильин положил перед девицей фото Бутырского. – Знаешь ли ты, кто заказывал у Ирины Матвеевой любовный приворот на этого человека?

– Иру жалко! – во все горло завыла Зойка, шмыгнула пару раз носом и успокоилась. – Ну, допустим, знаю.

– Кто?

– Не скажу, – вредным голосом заявила Зойка. – Мне Ирина строго-настрого запрещала имена клиенток разглашать.

– Ирины больше нет, – напомнил Зыбин, – а информация, которую ты нам скажешь, поможет вычислить убийцу.

– Дела… – Зойка почесала коленку и на минутку задумалась. – Ладно, тогда… Скажу, чего уж там… Только я имени не знаю, – заявила девица и вздрогнула, заметив нехорошее выражение на лицах Зыбина и Ильина. – Это самое… Вы сами как-нить имя узнайте, а? Я одно могу сказать, что любовный приворот на этого барыгу, – ткнув пальцем в фото, сказала Зойка, – заказывала его жена.

– Жена! – стукнул себя по лбу Ильин. – Конечно, жена! Вспомнил! Я все вспомнил! Замятинская жена умерла при родах! Роды были очень тяжелыми. А знаете почему? Потому что беременность была многоплодная! Многоплодная, понимаете, Антон Петрович? Анастасия Замятина родила двойню! Зозулечка – кукушка… Украинская пьеска «За двумя зайцами». Голохвастов так ласково называл Галю! Вот откуда прозвище! Детский дом – она знает Ингу Валетову по детскому дому. Едрить твою через коромысло! Вот откуда такая гениальная башка – генетика! Это генетика! Штерн младший брат Бутырского, а она – его младшая сестра! Гроссмейстер сыграл партию со своей собственной сестрой-двойняшкой!

У Зыбина челюсть медленно поползла вниз.

– Для полного счастья нам не хватает только инцеста, – ошалел Антон Петрович, но Ильин не обратил внимания на это замечание, вскочил и забегал по кабинету.

– Вероятно, о том, что Замятин – ее отец, и об убийстве она узнала не так давно. Теперь она мстит за смерть отца. Кровная месть! Глубокая психологическая обида! Двойная обида! Двойной мотив! Двойная игра. Обида на тех, кто убил отца, и обида на старшего брата, которого, в отличие от нее, отец не выкинул из жизни, а воспитал.

– Ужас, Санта-Барбара прямо, – заявила Зойка, о которой все забыли.

Ильин плюхнулся обратно на стул и заинтересованно на нее посмотрел.

В последнее время он часто думал о смерти. Прислушивался к ней, изучал, пытался ее понять – и преуспел в этом. Теперь Леонид Штерн знал о ней многое. Смерть пахла ландышем, на вкус казалась пресной, любила спать и постоянно тянула его в постель. Она была мудрым философом, прекрасным историком и беспощадным хирургом. Вскрывать нарывы души, давать советы и воспроизводить картины прошлого получалось у нее отменно. Но, пожалуй, особенным ее даром был талант гениального живописца. Она тщательно прописала кистью каждую деталь бытия, окрасила новыми красками закат и восход, сделала ярче солнце и звезды, щедро добавила изумруда листве и ультрамарина небу.

Штерн стоял у окна и с наслаждением разглядывал облака, похожие на шахматные фигуры. Никогда прежде он не замечал, как они прекрасны. Никогда прежде ему так страстно не хотелось жить, как сейчас. Сейчас, когда он вдруг прозрел и разглядел мир во всем его простом великолепии, научился радоваться каждому мгновению и впервые испытал потребность любить.

Мэ-ри-лин… все чаще слетало с его языка. Мэ-ри-лин… отдавало в сердце теплом. Мэ-ри-лин… ласкало слух. Штерн ничего о ней не знал, но девушка вдруг заняла большую часть его души, возможно, потому, что единственным его спасением была именно она – худенькая синеглазая журналистка со светлыми короткими волосами. Мама вряд ли одобрит этот брак, она всегда возражала против неравных браков. Снобизм тут был ни при чем, мама считала, что ментальность у людей из различной социальной среды несовместима, поэтому подобные союзы обречены на провал. Развод же, по ее убеждению, был категорически неприемлем – так как это оставляло пятно на репутации всей семьи. Да, мама однозначно его не благословит, и подобное положение вещей очень огорчало.