Небесный остров - Литвиновы Анна и Сергей

– Захотят – достанут и там, – отрезала она. – А до Москвы я его не довезу.

– Мы и до «Факела» его не довезем. – Евгений опасливо взглянул в Димино почти мертвое лицо.

Надя же решительно потрясла Полуянова за здоровое плечо. Громким шепотом сказала ему в ухо:

– Эй, Димка! Подъем!

«Ему давали наркоз. И еще наверняка успокоительное, обезболивающее. Не добудимся».

Нет, повезло. Глаза открыл. Слабо улыбнулся ей, мазнул взглядом по антуражу – белые стены, капельница. Пробормотал:

– Надюшка? Что сейчас – ночь, утро?

– Дима. Слушай меня внимательно. Тебе нужно взять себя в руки – и встать, – твердо произнесла она.

– Зачем?

– Мы уезжаем отсюда. Здесь опасно.

Глаза его, со страхом видела Надя, «плавают». Последствия наркоза. Да и вообще – в сознании ли он?

Нет, понимает ее. Попытался пошевелиться. Сморщился от боли. И вдруг увидел в полумраке палаты Женю.

Глаза сразу ожили. Нахмурился:

– Он здесь зачем?

А Надя решительно, будто всю жизнь командовала, произнесла:

– Дима. Мы едем к нему. На турбазу.

– Что?!

– Больше просто некуда.

Часы в палате показывали начало шестого утра.

Приморская больница, конечно, не блистала стерильностью. Однако пол был чист, халаты у персонала свежи. Никакого сравнения с пропыленной, затхлой комнатухой – бывшей котельной базы отдыха «Факел», где разместили Диму сейчас.

Дорогу журналист вынес мужественно. До лифта и дальше, через служебный ход до парковки дошел почти сам – Надя с Женей только под руки его поддерживали. И, когда ехали, а квадроцикл ухал в ямы, не стонал – лишь зубы стискивал. Однажды, когда особенно сильно тряхнуло, на его глазах выступили слезы, губы прошептали ругательство.

А когда, наконец, его уложили на койку, застеленную вместо свежей простыни ветхой дерюжкой, шепнул ей в ухо:

– По-моему, я здесь сдохну.

Надя, уже давно вся на нервах, всхлипнула в ответ:

– Димочка… ну что мне оставалось?

И он, сам слабый, несчастный, с пересохшими губами, тут же кинулся утешать:

– Все, все, Надька. Прости. Ты права. Ты приняла единственно возможное правильное решение. И, конечно, ты меня вылечишь.

А она в страхе подумала, что никогда в своей жизни не делала послеоперационные перевязки. И тем более не ставила капельницы. Но произнесла, как могла, твердо:

– Естественно, вылечу.

Он улыбнулся в ответ на ее показное бахвальство. Произнес – голос звучал куда бодрее, чем несколько часов назад:

– Кстати, знаешь, что странно? Я действительно чувствую себя лучше. Почти нормально.

Попытался приподняться, но поморщился.

– Лежи! – накинулась на него Надя.

А Полуянов заверил:

– Ну, завтра уж точно встану. А пока…

– Пока тебе надо поспать, – твердо произнесла она.

И обернулась к стоявшему рядом Жене:

– А тебе съездить в аптеку. И в продуктовый. Список, что нужно, я сейчас напишу.

Фотограф подмигнул Диме:

– Она у тебя всегда так командует?

– Нет, только в особых случаях, – хмыкнул Полуянов.

Приподнялся на куцей подушке, шарит по убежищу Соловца уже осмысленным, заинтересованным взглядом.

– Дима. Если не ляжешь, я тебе сейчас укол снотворного сделаю, – припугнула его Митрофанова.

Полуянов же вдруг спросил:

– Женя! А у тебя здесь, случайно, компьютера нет?

– Димка! Ну, вот чего ты из себя героя строишь? – проворчала Надя. – Что в таком состоянии можно найти?

– Брось, Надюха. Труд, наоборот, лечит, – отмахнулся Полуянов. – И я – правда! – в твоих руках просто воскрес. Ты прирожденный врач. Бросай свою библиотеку. В доктора иди!

Девушка лишь вздохнула. Все-таки Полуянов рыцарь. И герой. Даже не пикнул, когда она с капельницей возилась и в вену попала лишь с четвертого раза. И перевязку мужественно вынес. Обезболивающего сильного достать не удалось – на банальном кетанове живет. Но ничего. Терпит. И продолжает упрямо смотреть в монитор. Листает Женины фотографии – уже четвертую сотню.

И Женя молодец – все по ее списку привез.

Надя изредка тоже поглядывала на экран лэп-топа. На ее взгляд, совершенно бытовые, неинтересные кадры.

Вот мужчина, представительный, эффектный, немолодой, идет по набережной. А вот он же остановился где-то в городе, у цветочной палатки. У автомобиля. За столиком в ресторане. У входа в поликлинику. Обыденная и весьма скучная жизнь.

– Это Вадим Андреевич? – уточнила Надя.

Дима кивнул.

Надя, поневоле заражаясь его азартом, заметила:

– Обрати внимание: и погода, и костюмы на нем – все время разные. Не соврал Евгений – явно не один день он его преследовал. Какое же терпение надо иметь!

– Да, – кивнул Полуянов. И рассеянно пробормотал: – А это еще кто такой?

Надя тоже взглянула на экран. Снято, видимо, во дворе частного особняка. Лужайка ухоженная. Чугунная, элегантного литья скамейка. На ней – двое мужчин. Первый молод, костюмчик сидит косовато. Второму лет семьдесят. Тяжелый подбородок, косматые брови, из-под них сталью поблескивают глаза. Ведут, кажется, серьезный разговор.

– Кто это? – заинтересовалась Надя.

– Молодой – Эдик, – откликнулся Дима. – Старика не знаю. Хотя… хотя… вот странно… Лично с ним не знаком. Сто процентов. Но вроде видел его когда-то. Давно. И не здесь.

– Артист? – предположила Митрофанова.

– Нет. Не думаю, – пробормотал Дима.

Пометил фотографию, взялся листать дальше.

Теперь пошла серия снимков с Эдиком – Надя тоже смотрела. Парень идет по улице. Открывает дверь в подъезд жилого дома. Стоит у «Газели» с откинутым бортом – кажется, наблюдает за разгрузкой. Зачем-то звонит из телефона-автомата.

– У него что, мобильника нет? – хмыкнула Надя.

Полуянов не ответил – вернул прежнюю фотографию, у грузовичка. Перевел курсор на груз, увеличил. Пробормотал:

– Канистры… Интересно, что в них?

Но наклейку с названием содержимого, как ни пытался, разглядеть не мог.

Надя тоже присмотрелась: пятилитровые, полупрозрачные. В таких стеклоомывающую жидкость продают. Однако эти будто с водой, этикетка белая с красными полосками сверху и снизу, и еще желтое пятно посередине.

– Химикат, что ли, какой-то? – задумчиво произнес Дима.

И Надя вдруг вспомнила:

– Ацетон! Я в хозяйственном магазине такие видела! Точно, с ацетоном канистры!

– Зачем Эдику ацетон? – заинтересовался Дима.

– А с чего ты взял, что лично ему? – Она присмотрелась к фотографии повнимательней. – Смотри, «Газель», кажется, на территории института стоит. Вон видишь, серый корпус на заднем плане. Ремонт, наверно, у них, – предположила девушка.

– Подожди, вон другие банки! – Полуянов снова сдвинул курсор.

Тут и гадать не пришлось – совместными усилиями смогли прочитать: «Соляная кислота».

– Значит, не ремонт, – задумчиво произнес Полуянов. – Для него соляная кислота не нужна.

– В канистре, кстати, может быть что угодно, – заметила Надя. – А наклейку можно любую прилепить.

– Да, ты права… – рассеянно кивнул он.

Перешел к следующей фотографии. Радостно выкрикнул:

– Оп-па!

Надя тоже взглянула: Эдик – в стильных светлых брюках и пижонской тельняшке, явно брендовой, – всходит по трапу на шикарную яхту.

А Дима с просветленным лицом обратился к Наде:

– Узнаешь?

– Кого – Эдика?

– Да при чем здесь он?! Яхту, конечно! Вон и название: «ЭРИКА».

Надя присмотрелась, неуверенно произнесла:

– Шикарная… А где я могла ее видеть?

– Не помнишь, что ли? Когда мы водный мотоцикл напрокат брали?

– И что?

– Она мимо шла. Милях в двух от нас. А потом вдруг остановилась. И показалось мне еще: что-то блеснуло на палубе. Вроде стекло от бинокля.

– И ты название разглядел?

– А то! А потом эта «Эрика», кстати, пошла, – продолжал вспоминать Дима, – к пирсу у Института моря.

– Может, она Эдикова? – предположила Надя. – Или Вадима Андреевича?

– Вряд ли. Слишком уж дорогая вещь. Миллионов пять стоит. Естественно, долларов.

Полуянов повеселел, даже разрумянился.

– Ну, ты совсем воскрес! – усмехнулась Митрофанова.

Журналист же абсолютно здоровым и весьма требовательным голосом крикнул:

– Женька!

(Тот тактично оставил их вдвоем – коротал время в соседней комнатухе.)

А едва Евгений вошел, указал на фотографию, потребовал:

– Знаешь, чья яхта?

– Знаю. Сусаноо, – коротко отозвался тот.

– Чего?!

– Кличка такая. Бог ветра и водных просторов. Японский, – улыбнулся фотограф.

– И кто он?

– Местный крестный отец, – пояснил Евгений. – Большой человек. Когда-то весь край наш держал единолично. Сейчас, правда, потеснили его. Но здесь, в Приморске, он полновластный хозяин. Сейчас покажу вам его.

Придвинулся к экрану и с первого клика открыл фотографию – ту самую, где на литой скамейке восседают Эдик и незнакомый пожилой господин.

– Вот он, Сусаноо, – представил Женя. И не без гордости добавил: – Фотографироваться, кстати, очень не любит. А я его достал.