Бойся своих желаний - Литвиновы Анна и Сергей

– А, это вы…

– Извините, Петр Ильич, – начал я, – нам с вами надо срочно поговорить. Речь идет о преступлении. Это моя помощница Римма.

– Заходите.

Старец был мрачнее тучи. Он даже никак не прореагировал на нечеловеческую красоту Римки.

Через заросли и валежник мы цугом проследовали к дому. Процессию возглавлял Васнецов, а замыкала Зара. От ее влажного дыхания за моей спиной мне казалось, что меня конвоируют.

Стол по-прежнему стоял на лужайке у дома – однако он был пуст. Да и вообще, мне показалось: в усадьбе что-то не в порядке. Словно здесь произошло нечто безмерно грустное. Может, виной тому был убитый вид Петра Ильича?

– Прошу, – старик показал нам с Римкой за стол.

– Где ваша помощница? – бодрым голосом спросил я.

– Ее нет. Она уехала.

– Куда?

– Молодой человек! Это не ваше дело! Вы сказали, что речь идет о преступлении. Каком? И при чем здесь мы?

– Помните, мы вам показывали фотографии Толмачевой вместе с мужчиной?

– И что?

– Знаете, я не хочу вас расстраивать, но этот человек на фото – опасный рецидивист, дважды судимый. Есть вероятность, что и ваша помощница Толмачева замешана.

С каждым моим словом лицо старца все более каменело. Но держался он хорошо. Конечно, для него это удар. Сначала узнать, что его последняя любовь изменяет ему с молодым (относительно него) мужчиной. Затем пережить ее отъезд. А потом услышать, что она не просто сбежала от него, но ушла к преступнику, рецидивисту. И, возможно, сама является соучастницей.

– Я не могу утверждать наверняка, – продолжил я, – но если Толмачева уехала вместе со своим любовником, очень вероятно, что ей угрожает опасность…

Я говорил скорее для острастки – но тут лицо старика дернулось. Он потер глаза ладонью, а потом закрыл их обеими руками.

– Поэтому прошу вас, – закончил я, – если вы имеете представление, где может находиться ваша помощница, пожалуйста, скажите нам.

И тут дед всхлипнул и проговорил:

– Она мне не помощница. Она – дочь.

– Дочь?! – воскликнули мы с Римкой хором.

– Вы правы, – подтвердил старец, – она сбежала с этим подонком. Мне кажется, они сегодня собрались уехать из страны.

Вот в такие моменты я чувствую себя как рыба в воде (а не когда мне приходится шевелить мозговой извилиной). Я вскочил. Наклонился к Васнецову, спросил:

– Когда она уехала?

– Ровно в десять. С чемоданом.

«Два часа назад, – промелькнуло у меня. – Это хорошо, еще есть время».

– Он заехал за ней? – наседал я на старца.

– Нет. На такси.

Я выпрямился, бросил Римке:

– Останешься здесь. – Она кивнула. – Я проверю квартиру Бачеева. – И я понесся к калитке.

Левой рукой я держал руль. Правой – набирал номер. Машина неслась по дачным улицам и колдобинам, стуча амортизаторами и вздымая пыль. Отчего-то мною владели мрачные предчувствия и почти навязчивая мысль, что надо торопиться. Я звонил своему другу подполковнику Перепелкину. Слава богу, он сразу ответил.

– Саня, прости, нет времени объяснять. Пожалуйста, срочно поставь в стоп-лист на границах двух человечков: один – рецидивист, неоднократно судимый, вторая – его сообщница. Оба подозреваются в совершении тяжкого преступления.

– Кем подозреваются?

– Мной, Саня, мной. Я тебя разве когда-нибудь подводил?

– Ладно, посмотрю, что могу сделать, – проворчал мой дружок. – Диктуй фамилии.

Тридцать километров от Щербаковки до квартиры Бачеева на юге я преодолел за полчаса. Неплохой результат по московским пробкам.

В подъезде сидела та же консьержка – вот повезло! Я заговорщицки наклонился к ней:

– Бачеев на месте?

– Да.

Еще одна удача!

– Он сегодня никуда не выходил?

– Нет, с вечера дома.

– У него там кто-нибудь есть?

Лицо профессиональной ябеды заблистало азартом. Она горячо зашептала:

– Да, женщина поднялась. С чемоданом. Такая, знаете ли, эффектная, молодящаяся. Я ее спросила, куда, а она мне и отвечает…

Я прервал тетку:

– Давно она вошла?

– Да уж, наверное, с час.

Я бросился к лифту. Что-то аж зудело внутри: скорей, скорей, скорей!

И мне, наверное, повезло. А может, нет. Но в тот момент, когда я выходил из подъемника на этаже Бачеева, я увидел на площадке его собственной персоной. Он катил за собой чемодан.

Подумать только! Ни минутой позже, ни минутой раньше! Чуть запоздай я – и он бы уехал. А приди раньше, и…

– Батюшки мои! – закричал я, раскрывая объятия. – Кого мы видим! Сколько лет, сколько зим! Колька! Колька Бачеев!

– Кто ты? – хмуро бросил он. – Я тебя не знаю.

– Как?! Это ж я! Пашка! Пашка Синичкин! Помнишь, в девяносто четвертом в «Ностальжи»? Я к тебе иду – а ты чего ж?.. Уходишь? Пошли, посидим, я пузырек принес!

Двери лифта благополучно закрылись за моей спиной. Я двумя руками стал с радостной и идиотской миной хлопать визави по плечам.

Он стряхнул мои руки.

– Пошел ты… Отойди. Я спешу.

– Да куда тебе спешить!

Я по-прежнему не давал ему прохода и был готов к тому, что он вот-вот взорвется. Он и взорвался.

Его правый кулак без дальнейших разговоров полетел мне в лицо. Я ушел от удара – разве что по скуле чиркнул его перстень. Левая его рука следом стукнула мне по печени – нет, стукнула бы, когда б я не прикрылся локтем.

И тут наступил мой черед. Я ударил его правой по незащищенному кадыку.

Гангстеры на зонах многому, конечно, учатся. Однако подготовка по боевым единоборствам в школе милиции, как показывает практика, поставлена качественнее.

Глаза Бачеева выкатились из орбит. Он захрипел, перестал дышать – и упал навзничь, опрокинув свой чемодан.

Я нагнулся над ним. Пульс был. Тогда я достал из кармана пластиковый наручник и приковал злодея к перилам. Затем проверил карманы его белой отпускной куртки. В одном обнаружился паспорт со швейцарской визой на его имя. В паспорт вложен самолетный билет, рейс в Цюрих, вылет сегодня, через четыре часа. В другом кармане – пара листков. На них – название банка в Цюрихе и ряд цифр. Я сунул бумаги себе в карман.

В брюках у гангстера лежали ключи от квартиры. Я вытащил их и бросился к двери. Открыл, вбежал…

И я сразу понял, что все-таки опоздал. В прихожей валялся нераспакованный чемодан, а рядом в неловкой позе, лицом вниз, лежала женщина. Затылок ее был весь в крови. Мне даже не требовалось заглядывать ей в лицо или лезть в сумочку за документами. Увы, то была Любовь Толмачева.

В то же самое время моя Римка нянчилась с Петром Ильичом. Он, всегда уверенный в себе и бодрый, за пару минут резко сдал. Ссутулился, растекся по креслу. Его огромные кустистые брови горестно опустились. Моей помощнице стало жалко старика до слез.

– Может, вам принять что-нибудь? – участливо спросила она. – Корвалол, валокордин, нитроглицерин?

– Нет-нет, девонька, все нормально.

– Тогда я сделаю чаю.

Римма Анатольевна может быть хозяйственной, когда захочет. Вмиг на столе под яблоней появился чайник, несколько сортов варенья, конфетки и даже вазочка с полевыми цветиками (иссыхавшими на жаркой веранде). Легкими штрихами создавать уют – стиль рыжекудрой красотки.

Она налила вымирающему динозавру чаю.

– Вы как любите: с сахаром, молоком, лимоном?

– Без всего. Просто чай. Теперь уже некрепкий.

– А я думаю, раньше любили все крепкое? – подлизалась Римка.

– Еще какое! – Дед даже улыбнулся.

– О, вы такой интересный человек! И с Брежневым работали, и с Горбачевым… А Сталина видели?

– Бог миловал… Да, теперь понятно… – вдруг омрачился он и замолк.

– Понятно – что?

– Почему она так торопилась с моими мемуарами. И она ведь их закончила буквально вчера! И – сбежала.

– А вы, – осторожно спросила Римма, – правду сказали, что она – ваша дочь, или просто фигурально выразились?

– Правду-правду, – проворчал дед. – Куда уж правдивее!

– Как интересно!

– Ну, конечно, – с усмешечкой заметил Васнецов, – девушек больше всего волнуют не Горбачев, не Брежнев, не политика и даже не битлы. Девушек больше всего волнуют внебрачные дети.

– Ну почему, – игриво отвечала Римка (старик был из тех, с кем до сих пор, несмотря на его ужасающий возраст, хотелось говорить игриво), – сильные мужчины нас тоже очень волнуют.

– Да, жаль, что я к красивым девушкам уже равнодушен, – и Петр Ильич потрепал ее обнаженное плечо. – А ведь когда-то не сдержался, несмотря на партийную дисциплину, хотя партийная дисциплина была, знаете ли, суровой штукой.

За сорок два года до описываемых событий.

Февраль 1968 года.

СССР, Хабаровский край, военный городок Комсомольск-17

Васнецов Петр Ильич

Маруся смотрела на него так откровенно, со столь очевидным вызовом загородив своим торсом выход из тесной ванной, что Петру Ильичу просто ничего не оставалось, кроме как обнять обеими руками ее за талию. Девушка чуть задрожала, но одновременно и обмякла в его объятиях. «Ох, я так волновалась из-за своих ошибок», – промолвила она и преклонила голову на грудь Васнецову. Снизу вверх глянула на него зовущим и все разрешающим взглядом – и он, разумеется, поцеловал ее.